Чужестранка - [63]

Джейми осторожно подошел поближе к столбу, покачал головой с укором и осуждением.

– Ну и ну, парень, – сказал он и прищелкнул языком. – Угодил ты в переделку, нечего сказать!

Мощной рукой он оперся о верхнюю доску позорного столба, как бы желая поближе взглянуть на ухо.

– Эх ты, щенок, – продолжал он пренебрежительно. – Тут и говорить не о чем, а ты… Поверни разок голову в сторону – и все дела. Помочь?

Он сделал вид, что собирается ухватить парня за волосы и дернуть, чтобы высвободить ее. Мальчишка взвыл от ужаса. Поняв намек, я попятилась, намеренно наступив на ногу женщине сзади; она закричала от боли, едва мой каблук опустился ей на пальцы.

– О, простите, – выдохнула я. – У меня… голова кружится! О, прошу…

Я отвернулась от столба и сделала несколько слабых шагов, оступаясь и хватаясь за людей. Край плиты был теперь всего в нескольких дюймах: я уцепилась за какую-то хрупкую девушку и повалилась головой вперед, увлекая ее за собой.

Мы скатились на мокрую траву, путаясь в юбках. Поднялся крик. Я выпустила из рук блузу девушки и раскинулась лицом вверх в драматической позе, пока меня поливал дождь.

Падение получилось вполне реалистичное и потому небезболезненное, девушка навалилась на меня всем весом, и я практически не могла дышать. Борясь за каждый глоток воздуха, я лежала и слушала встревоженные голоса. Ахи и охи обрушились на меня чуть ли не в большем количестве, чем дождевая вода, но тут пара знакомых рук подняли меня с земли. Я села, и знакомые голубые глаза возникли передо мной, едва я открыла свои. По еле заметному движению век я поняла, что миссия завершилась удачно. И в самом деле – я тут же увидела, как мальчишка кожевенника помчался к себе на чердак, прижимая к уху какую-то тряпицу; никто в толпе не обратил на его исчезновение ни малейшего внимания, все были поглощены новой сенсацией.

Жители деревни, столь жестокие по отношению к мелкому воришке, со мной были сама доброта. Меня со всей осторожностью подняли и перенесли в дом Дунканов, где угостили бренди и чаем, укутали одеялами и окружили сочувствием. Мне разрешили уехать только после того, как Джейми потребовал, чтобы меня оставили в покое, потом поднял меня с кушетки и повел к двери, невзирая на увещевания хозяев.

Я снова сидела в седле перед ним, мою лошадь мы вели в поводу; я поблагодарила Джейми за помощь. Он отмахнулся от моей благодарности:

– Не за что!

– Но для вас это было рискованно, – настаивала я. – Увы, я не сразу поняла, что подвергаю вас опасности своей просьбой.

– А! – только и сказал он на это, но минуту спустя добавил с коротким смешком: – Уж не считаете ли вы меня трусливее английской барышни?

Спускались сумерки, и Джейми пустил лошадей рысью. Мы почти не разговаривали по дороге, а когда добрались до замка, он попрощался со мной коротким: «Всего доброго, мистрес сассенах!» Но я почувствовала, что между нами зародилась дружба глубже той, которая сводится лишь к беспечной болтовне под яблонями.

Глава 10 Присяга

Следующие два дня прошли в ужасной суете: прибывали новые гости, приготовления шли полным ходом. Моя медицинская практика резко сократилась; отравленные выздоровели, а всем прочим некогда было болеть. Кроме заноз у парнишек, которые носили дрова для растопки, да незначительных ожогов у девушек в кухне, никаких происшествий не случалось.

Зато сама я находилась в напряжении. Этой ночью или никогда! Миссис Фиц сообщила мне, что все мужчины клана Маккензи этой ночью соберутся в холле и будут присягать на верность Колуму. Во время столь важной церемонии вряд ли кто-то станет следить за конюшней.

В те часы, когда я помогала на кухне и в саду, я запасалась провизией, которой должно было хватить на несколько дней. У меня не было фляжки для воды, но я решила заменить ее стеклянным кувшином из врачебного кабинета. Зато есть крепкие ботинки и – благодаря заботе Колума – теплый плащ. Возьму лошадку поспокойнее; во время посещения конюшни после обеда я высмотрела себе такую. Денег нет, но мои пациенты надарили мне кучу мелких вещиц, в том числе разные украшения и ленточки. Если придется, можно попробовать обменять их на что-то необходимое.

Мне было не слишком приятно платить таким образом за гостеприимство Колума и дружеское отношение остальных обитателей замка, но что делать? Я подумала и решила, что придется уехать без прощаний. Бумаги для письма у меня не было, а рисковать и искать ее в кабинете у Колума я не отважилась.

Через час после наступления темноты я пробралась в конюшню и чутко прислушалась – нет ли там кого. Кажется, все ушли в холл. Дверь была затворена, я осторожно толкнула ее, и она бесшумно открылась, повернувшись на кожаных петлях.

Воздух внутри был теплый, и в нем слышались шорох соломы и фырканье отдыхающих лошадей. Темно было, как под шляпой владельца похоронного бюро, по любимому выражению моего дяди Лэмба. Немногочисленные окна здесь слишком малы и узки, чтобы пропускать слабый свет ночного неба. Выставив руки вперед, я осторожно пошла к главной части конюшни по шуршащей соломе.

Я шарила руками в темноте, пытаясь нащупать стойло и двинуться дальше. Руки, увы, хватали пустоту, зато я наткнулась на какое-то весьма солидное препятствие под ногами и с невольным криком, эхом отозвавшимся в каменной постройке, повалилась на пол.