Чужая жизнь - [28]

Лет десять назад он бросился на помощь старой леди, которой на улице стало плохо. Позже, когда ее забрала «скорая», полиция обвинила Стэна в краже ее кошелька. Он так и не смог забыть, с какой ненавистью и уверенностью в своей правоте говорили с ним полицейские; будь их воля, они отправили бы его на виселицу без малейших доказательств вины. Случайно выяснилось, что потерпевшая забыла кошелек дома — она нашла его, когда выписалась из больницы домой. Но полицейский, обвинивший Стэна в краже, даже не извинился. Похоже, он был уверен, что с иммигрантом, обладающим смешным акцентом, не стоит церемониться.

Стэн научился игнорировать косые взгляды и равнодушие. Он научился воспринимать как должное то, что ему не следует привлекать к себе внимание, так как он работает мусорщиком. Он смирился с мыслью, что ничего, кроме Дейл-стрит, ему не светит, и привык, что все называют его поляк Стэн. Иногда ему хотелось схватить кого-нибудь за шиворот и заставить сначала выслушать его историю, а уже потом осуждать. Но он прекрасно понимал, что большинство англичан понятия не имели о том, что происходило в Польше во время войны.

На самом деле до вторжения фашистов на территорию Польши Стэн был отличным плотником и у него была жена и двое прекрасных дочерей. Пока он пытался защитить свою страну, его жену и дочерей расстреляли на улицах Варшавы, а дом разрушили. Стэн жалел, что его не убили вместе с ними, так как без семьи жизнь потеряла для него всякий смысл.

Но англичане этого не понимали, да и как могли они это понять? Их страна не знала ужасов оккупации. Лондон пережил сильные бомбежки, но в дома его жителей никогда не врывались посреди ночи солдаты. Англичане не видели, как мирных граждан расстреливают только за пребывание на улице после комендантского часа. Он был для них всего лишь поляк Стэн, человек со смешным акцентом, один из многочисленных иммигрантов, которые должны уехать и оставить Англию англичанам.

Пока Стэн смотрел, как молодая пара внизу на улице смеется над рассыпавшимися пожитками, он подумал, что его дочерям, если бы они остались живы, сейчас было бы столько же лет, сколько этой очаровательной девушке. Сабина была брюнеткой, как и ее мать, а Софи — блондинкой, потому что пошла в него. От этих воспоминаний по щеке Стэна сползла одинокая слеза.

Альфи Макл, живший в доме номер одиннадцать, как раз напротив дома номер четыре, сосед Иветты Дюпре, смотрел на Фифи сквозь дыру в одеяле, которым было занавешено окно его спальни. Когда девушка наклонилась за коробкой, Альфи при виде ее упругой попки, обтянутой джинсами, испытал возбуждение.

Альфи был ровесником поляка Стэна, но это единственное, что у них было общего. Стэн был высоким и худым, с печальным лицом и обвисшими щеками, отчего его лицо напоминало морду бладхаунда. Альфи был низеньким, коренастым, с круглым, блестящим от пота лицом и редеющими, песочного цвета волосами. Стэн был благородным и честным, Альфи же слыл лжецом и вором, а недостаток ума восполнял хитростью.

Спальня Альфи могла дать исчерпывающее представление обо всем доме номер одиннадцать. Стены были живописно заляпаны чем угодно, в том числе едой, кровью и жиром. Мебель практически развалилась. Двуспальная кровать, которую Альфи делил со своей женой Молли, была незастлана и являла взору неделями не стиранные простыни. Здесь стоял кислый запах пота, немытых ног и сигаретного дыма. Голый деревянный пол был завален грязной одеждой. Но Альфи и его жена даже не замечали грязи и дурного запаха, так как ничего другого в своей жизни не знали.

— Че там такое? — раздался голос Молли за его спиной.

От неожиданности Альфи подпрыгнул.

Молли была на два года моложе его, полная крашеная блондинка, которая теперь, когда сняла бигуди, накрасилась и приоделась, оказалась даже по-своему вульгарно-привлекательной.

— Смотрю, как приезжие вселяются в четвертый дом, — ответил Альфи.

Молли подошла к окну, отогнула угол одеяла, чтобы посмотреть на улицу, затем взглянула на Альфи. Бугорок на его штанах не укрылся от ее зорких глаз.

— Ты грязная скотина! — воскликнула она. — Ты бы сейчас дрочить начал, не войди я в комнату!

В ее голосе не было упрека, — Молли просто констатировала факт.

Ей было семнадцать, когда она вышла замуж за Альфи, будучи на шестом месяце беременности. Свою брачную ночь они провели в одной комнате с двумя из его четырех братьев, так как тогда тут жили родители Альфи со своими родителями, а также четверо его братьев и две сестры. У Молли случились преждевременные роды, когда Альфи спустил ее с лестницы за то, что она пожаловалась на домогательства Фрэда, одного из его братьев. Но после двадцати восьми лет замужества такое поведение перестало казаться Молли недопустимым. Она знала, что все Маклы были сексуально озабоченными и жестокими. Она и сама стала такой же.

— А это, блин, не твое дело, — огрызнулся Альфи.

Молли вышла из комнаты, не проронив больше ни слова. Ее не слишком-то волновало, что собирается делать ее муж, но она любила показать ему, что ее так просто не проведешь.

Дэн и Фифи заносили вещи в квартиру, пребывая в блаженном неведенье относительно количества людей, наблюдавших за ними.