Чужая весна - [20]

Шрифт
Интервал

Могила

В сыром лесу, где тонкий мох густой,
Ольха и ельник, чахлый и унылый,
Зияет яма, полная водой,
И около — безвестная могила.
Здесь двое из моей родной земли,
Не долетели до родного края.
В чужой земле кончину обрели.
И погребала их рука чужая.
Никто над ними не читал молитв,
Не приносил цветов, не плакал глухо,
И грозный шум победоносных битв
Вдали прошел, их не коснувшись слуха.
Сбылась ли их заветная мечта.
Им не узнать. Нема, глуха могила.
Кладу цветы к подножию креста
И говорю: Россия победила.
1945

Верность

Можно жить в разлуке месяцами,
А пришлось в разлуке жить года.
Но сияет нам за облаками
Вечно та же верная звезда.
Не изменит в жизни память слуха.
Годы, годы без вестей и встреч…
И однажды сердце дрогнет глухо,
Услыхав опять родную речь.
А глазам, усталым от прельщенья,
Вдруг в чужом, чужом со всех сторон,
Просквозят знакомые виденья,
Или их со дна поднимет сон.
Если ветер налетит с востока,
По душе пройдет волненья дрожь:
Запах детства веет издалека,
Издалека дышит медом рожь.
Но всегда сильнее память крови.
Только словом кровное затронь,
Как уже горит в ответном слове
Сердца всколыхнувшийся огонь.
Память крови, круговой поруки.
Голос из могильной темноты.
Голос деда оживет во внуке,
Сердцем своего узнаешь ты.
Память сердца — память состраданья,
Память испытаний и побед.
Много стран на свете для скитанья,
Но страны своей дороже нет.
Можно жить в разлуке месяцами,
А пришлось в разлуке жить года.
Ты спасала чистыми лучами,
Верность, путеводная звезда!
1946

Полночь

Ты приходишь ко мне издалека
Невесомый эфирной волной,
Голос родины, радости, рока,
Голос вечной стихии родной.
По широтам неба ночного
Пролетает сквозь муть облаков
Звук биения сердца стального,
Древний звон проходящих веков.
Полночь. Площадь. Громады башен.
Фонарей золотая цепь.
А за городом версты пашен,
Непроглядная старая степь.
В полночь спят черноземные нивы,
Копят влагу истоки рек,
И для будущей жизни счастливой
Зарождается человек.
Были войны, смуты, пожары,
Грозный гребень девятой волны,
Но все так же чисты удары
Сердца мощной, огромной страны.
И дыханье ее глубоко,
И непочатых сил самоцвет
Только ждет заповедного срока,
Чтобы выйти, сверкая, на свет.
Четверть бьет. Хрусталем драгоценным
Рассыпается легкий звон.
В темноте над Васильем Блаженным
Русский воздух со всех сторон.
И от сердца стального к живому
Пробегает призывный ток.
Слышишь, полночь. Вот  путь твой к дому,
Обернись лицом на восток.
1946

ВЕТВИ. Четвертая книга стихов (Париж: «Рифма», 1954)

Поэзия

Не ремесло, доступное для всех,
Вступающих в трудолюбивых цех.
О нет, не ремесло, не мастерство,
А неожиданное волшебство.
Когда к избраннику для краткого союза
Летит с высот стремительная муза.
И в этом тайном единеньи двух
Одной дан голос, а другому слух,
И цель одна — подслушать, уловить
Мелодии прерывистую нить.
Не зная почему, зачем, откуда —
Принять и передать хоть отблеск чуда.
1953

«Лиловеют прозрачные рощи…»

Лиловеют прозрачные рощи,
Проступает сквозь ветки заря,
И деревья строже и проще
В обнаженности октября.
Время взгляд человеческий сушит,
Он с годами острей и трезвей…
Нет, не вещи я вижу, а души,
Невесомую суть вещей.
В изменяющемся неизменно
Та же тайная прелесть жива.
Зеленеет сквозь иней нетленно
Замороженная трава.
А когда я смотрю на лица,
Я не знаю, сколько им лет.
Человеческий облик двоится,
Сквозь него проступает свет.
За стареющими чертами
Очертанья иные сквозят,
Те, которых не видишь глазами.
Память сердца вернее, чем взгляд.
Сквозь огромную каменоломню
Нашей жизни проходит путь.
Нет, не лица, а души я помню,
Сокровенного облика суть.
1947

Синяя муха

Синяя муха большая
Носится быстро, кругами,
Жарким жужжаньем тревожа
Утренней дремы лень.
Значит, волна золотая
В окна влилась лучами.
Так начинался погожий
Детства далекий день
Двери балконные настежь.
В тюлевой занавеске
Прячется ветер, как птица,
Складки ее шевеля.
Тучка, ты солнца не застишь,
Солнечный праздник длится…
Озеро в ряби и блеске.
В зелени яркой земля.
Манят луга земляникой,
Манят озерные воды.
Как хорошо окунуться
В синюю хрупкую гладь!
В заросли пышной и дикой
— Сколько счастливых находок! —
Ягод полное блюдце
На солнцепеке набрать.
Милая синяя муха,
Летний будильник знакомый!
Только дойдет до слуха
Жаркая песня твоя,
Вижу сквозь пепел потери
Стены отцовского дома,
В рамках отворенной двери
Солнечный мир бытия.
1946–1947

Рождественские стихи

Затерянные холмики могил
И камня закоптелые развалин,
Сойдя из тучи, нежен и печален,
Крылами снежный ангел осенил.
Истоптанная, устлана земля
Кристаллами, упавшими из рая.
Снежинки реют, стаями слетая
На взрытые, пустынные поля.
Ложатся на засохшую траву,
На рытвины, на угли пепелища…
Земля становится всё тише, чище,
Метель готовит землю к Рождеству.
Взойдет звезда над россыпью морозной,
Отметив час в двадцатой сотне лет
С тех пор, как засиял в пещере свет,
И мир склонился перед вестью звездной.
Блеснет звезда, зажгутся тихо свечи,
И мирный вечер подойдет к окну.
Поверим, сердце, в эту тишину
И в луч сияющий звезды-предтечи!
По ней искали путь в библейской мгле,
Она указывает нам дорогу.
…И сквозь столетья: — Слава в вышних Богу,
Благоволение и мир земле!
1947

Замысел

П.Л. Светлову

Судьба свой замысел не спеша
Высекает из камня резцом.

Еще от автора Вера Сергеевна Булич
Бурелом

В центре внимания третьего сборника «Бурелом» (Хельсинки, 1947) внутренний мир поэта, чье душевное спокойствие нарушено вторжением вероломной войны. Новое звучание обретает мотив любви к покинутой родине. Теперь это солидарность с ней в годину испытаний, восхищение силой духа народа, победившего фашизм.


Ветви

Четвертая книга стихов «Ветви» (Париж, 1954) вышла незадолго до смерти Веры Булич. Настроение обреченности неизлечимо больного художника смягчено в сборник ощущением радости от сознания, что жизнь после ухода в иной мир не кончается.Лейтмотив всего, что Булич успела сделать, оставшись, подобно другим «изгнанникам судьбы», безо всякой духовной опоры и материальной поддержки, можно определить как «верность памяти слуха, крови и сердца». «Память слуха» не позволяла изменить родному языку, русской культуре.


Рекомендуем почитать
«Сельский субботний вечер в Шотландии». Вольное подражание Р. Борнсу И. Козлова

«Имя Борнса досел? было неизв?стно въ нашей Литтератур?. Г. Козловъ первый знакомитъ Русскую публику съ симъ зам?чательнымъ поэтомъ. Прежде нежели скажемъ свое мн?ніе о семъ новомъ перевод? нашего П?вца, постараемся познакомить читателей нашихъ съ сельскимъ Поэтомъ Шотландіи, однимъ изъ т?хъ феноменовъ, которыхъ явленіе можно уподобишь молніи на вершинахъ пустынныхъ горъ…».


Доброжелательный ответ

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


От Ибсена к Стриндбергу

«Маленький норвежский городок. 3000 жителей. Разговаривают все о коммерции. Везде щелкают счеты – кроме тех мест, где нечего считать и не о чем разговаривать; зато там также нечего есть. Иногда, пожалуй, читают Библию. Остальные занятия считаются неприличными; да вряд ли там кто и знает, что у людей бывают другие занятия…».


О репертуаре коммунальных и государственных театров

«В Народном Доме, ставшем театром Петербургской Коммуны, за лето не изменилось ничего, сравнительно с прошлым годом. Так же чувствуется, что та разноликая масса публики, среди которой есть, несомненно, не только мелкая буржуазия, но и настоящие пролетарии, считает это место своим и привыкла наводнять просторное помещение и сад; сцена Народного Дома удовлетворяет вкусам большинства…».


«Человеку может надоесть все, кроме творчества...»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Киберы будут, но подумаем лучше о человеке

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Невидимая птица

Лидия Давыдовна Червинская (1906, по др. сведениям 1907-1988) была, наряду с Анатолием Штейгером, яркой представительницей «парижской ноты» в эмигрантской поэзии. Ей удалось очень тонко, пронзительно и честно передать атмосферу русского Монпарнаса, трагическое мироощущение «незамеченного поколения».В настоящее издание в полном объеме вошли все три  прижизненных сборника стихов Л. Червинской («Приближения», 1934; «Рассветы», 1937; «Двенадцать месяцев» 1956), проза, заметки и рецензии, а также многочисленные отзывы современников о ее творчестве.Примечания:1.


Голое небо

Стихи безвременно ушедшего Николая Михайловича Максимова (1903–1928) продолжают акмеистическую линию русской поэзии Серебряного века.Очередная книга серии включает в полном объеме единственный сборник поэта «Стихи» (Л., 1929) и малотиражную (100 экз.) книгу «Памяти Н. М. Максимова» (Л., 1932).Орфография и пунктуация приведены в соответствие с нормами современного русского языка.


Темный круг

Филарет Иванович Чернов (1878–1940) — талантливый поэт-самоучка, лучшие свои произведения создавший на рубеже 10-20-х гг. прошлого века. Ему так и не удалось напечатать книгу стихов, хотя они публиковались во многих популярных журналах того времени: «Вестник Европы», «Русское богатство», «Нива», «Огонек», «Живописное обозрение», «Новый Сатирикон»…После революции Ф. Чернов изредка печатался в советской периодике, работал внештатным литконсультантом. Умер в психиатрической больнице.Настоящий сборник — первое серьезное знакомство современного читателя с философской и пейзажной лирикой поэта.


Мертвое «да»

Очередная книга серии «Серебряный пепел» впервые в таком объеме знакомит читателя с литературным наследием Анатолия Сергеевича Штейгера (1907–1944), поэта младшего поколения первой волны эмиграции, яркого представителя «парижской ноты».В настоящее издание в полном составе входят три прижизненных поэтических сборника А. Штейгера, стихотворения из посмертной книги «2х2=4» (за исключением ранее опубликованных), а также печатавшиеся только в периодических изданиях. Дополнительно включены: проза поэта, рецензии на его сборники, воспоминания современников, переписка с З.