Чужая семья. Мачеха - [38]

— Не надо… Перестань — как заведенная повторяла я, пытаясь прикрыться руками.

— Ева, сейчас не до стеснительности, тебе необходимо принять ванную. Ты правильно поступила, что сбила температуру, но чтобы она снова не поднялась ты должна быть сухой и чистой. а раз сама ты помыться не в состоянии, придется потерпеть меня — сухо ответил Леша и приподняв меня за талию, опустил в приятную для кожи воду.

Я молчала пока он мыл меня, явственно ощущая, как атмосфера в помещении меняется, как само тело пасынка начинает гореть, пока он омывает меня, трогая в самых откровенных местах, а еще расслабиться мне не давал с каждой секундой сильнее выпирающий бугор на его намокших брюках. Стыд, страх и беспомощность — сильнейший коктейль, что сейчас пробегал по моим венам.

— Ева, не беспокойся, я ничего не сделаю. Я ведь обещал тебе, поэтому не обращай внимание на мою естественную реакцию организма. Ты же не думаешь, что я — животное, не способное бороться со своими позывами? — обтерая меня полотенцем, тщетно пытался успокоить меня Алексей.

Приходится признать, его выдержка меня поразила. Он одел меня в чистую пижаму и уложил в кровать, при этом, действительно, не делая никаких попыток. Через полчаса Лешка зашел в спальню, когда я уже начала дремать, он нес на подносе кашу и чай.

— Леш, я не хочу есть — приподнялась я с подушек.

— А я тебя не спрашиваю, что ты хочешь, а что — нет. Сейчас быстро съешь кашу, выпьешь лекарства и во тогда мы, может, поговорим о том, что ты хочешь — безапелляционно заявил парень и присев на край кровати, зачерпнул полную ложку манки.

— Я что маленькая? Дай сюда свою кашу — попыталась я отобрать ложку.

— Для меня — маленькая и ложку я не отдам, у тебя руки дрожат. Рот открой — не знаю почему я послушно открыла рот и в него тут же сунули злополучную ложку с кашей.

Проглотила, в меня не дав отдышаться засунули новую порцию и так до тех пор, пока тарелка не опустела. Следом пошел чай, а за ним и таблетки. я устало откинулась на подушку и прикрыла глаза. Поэтому не увидела, как лицо пасынка приблизилось ко мне и прохладные губы тронули лоб.

— Температуры, вроде, нет — не отстраняясь прошептал парень, невзначай касаясь уже не лба, а виска и спускаясь к щеке.

— Прекрати — прошептала я, впрочем не делая никаких попыток отстраниться. Его прохладные губы приятно остужали разгоряченное лицо.

— Еще чуть-чуть…

Это "чуть-чуть" перетекло в то, что пасынок лег рядом и прижав меня к своему телу, продолжил касаться губами моего лба. А мне, вдруг, показалось, что сейчас я услышу от него далеко не самые приятные слова. Алексей будто готовился сказать мне что-то, что определенно мне не понравиться. И мне очень жаль, что и на этот раз я оказалась права.

— Ева, отец сегодня умер — так буднично и совершенно не страшно прозвучала эта фраза.

— Как? — севший и без того голос, сейчас почти отказал мне.

— Его врач посчитал возможным перевезти отца в столицу, для дальнейшего лечения. Вчера организовали его перевозку, но до больницы не доехали. Он не выдержал. Прости — крепче прижимая меня, произносил больно режущие сердце слова, Алексей.

— Почему ты их не остановил?

— Я не знал, был занят — коротко бросил мне пасынок.

— Из-за меня? — чувствуя, что не вынесу положительного ответа, все же спросила я.

— Нет. Я работал и ты же знаешь, к отцу в больницу не ходил — спасибо ему за эту ложь.

Я не выдержала и зарыдала. Дрожа, прижимаясь к человеку, который перенес не меньшую потерю. Мне было так плохо… Мысли путались, я не хотела верить в сказанное Алексеем. Я ничего не понимала… и не поняла, когда губы Лешки накрыли мои. Когда наши невинные объятия перетекли в нечто иное. Я этого не поняла.

Алексей.

Когда я начал жадно целовать впавшую в истерику Еву, я осознавал, что поступаю гадко. Но, из головы не выходил ее обнаженный образ, ее податливое тело и сейчас эти заплаканные глаза сорвали все клапаны, которые еще держали меня в узде. Я перестал себя контролировать и как итог накинулся на мачеху. Хотя, какая она мне теперь мачеха? Это в прошлом. Теперь Ева — моя женщина.

— Остановись — шепчет она…

— Не могу…

это мой постоянный ответ на всю оставшуюся ночь. Бессонную ночь, удушающую своими соблазнами и желаниями ночь. Я не могу остановиться, особенно, когда она не сопротивляется, больше того, робко отвечает. Это просто невозможно. Пусть для Евы я служу неким утешением, для меня же она — награда, выстраданная награда. Мечта, которую я считал неосуществимой, недостижимой. Она то, к чему я шел, поступаясь всеми принципами и правилами. И я не намерен останавливаться, когда могу не тормозить и продолжать прокладывать дорожку из поцелуев по бархатистой коже.

— Леша… Мы совершаем ошибку…

— Нет. Все так и должно быть — снова накрывая ее губы поцелуем, чтобы не слышать ненужных слов, а срывать стоны с сахарных губ, выдыхаю я.

Эта ночь — моя. Эта женщина — моя. Этот поступок тоже мой. Поэтому, молчи Ева и дай мне любить тебя…

Я не понял, когда она расслабилась, когда перестала шептать о том, что мы должны прекратить. Я просто пропустил этот момент потому, что стоило мне снять с Евы пижаму, что я еще час назад с таким трудом одел на нее, все ее слова перестали доходить до меня. К голове прилила кровь, в ушах набатом стучало только одно: "хочу и люблю". Я хочу ее и люблю ее. Вот и все. Уже поздно "одумываться" и "прекращать", поздно что-то говорить. Да и какие разговоры, когда она тянется к моим губам, когда ее руки обвивают за шею? И единственное, что она еще в силах повторять это: