Чужая семья. Мачеха - [40]

— Ты все решила? — слишком спокойно спросил Алексей.

Может после этой ночи он ко мне остыл? Я ему больше не интересна? Что ж, я была бы этому несказанно рада. Но, мне слишком часто не везет, поэтому не стоит верь, что удача улыбнулась мне на этот раз. А вот, случаем воспользоваться стоит. Алексей настроен на мирное расставание и я не буду ждать момента, когда он передумает.

— Да, я все решила. Ты против? — обернулась я к нему от плиты, впервые за это утро не отводя взгляда.

— Да, я против. Но препятствовать твоему решению не вправе. Я обещал тебе, что не стану решать за нас двоих. Хочешь уйти — уходи. Возникнет желание вернуться — я буду рад.

— Спасибо — кивнула я.

— Ева, я взял тебя насильно или же…

— Нет! Я не сопротивлялась. По-настоящему. Я не предприняла никаких попыток остановить тебя, поэтому не думай, что я виню тебя. Просто, мне было плохо и ты помог. Вот и все.

— Понятно — не дожидаясь больше от меня никаких ответов, пасынок поднялся со стула и опустив голову вышел из кухни.

Вот и поговорили. Вот и решили. Во ти разобрались. Смешно, но ничего из перечисленного не может передать тех эмоций, что я испытала глядя на его удаляющуюся фигуру. Я так и не разобралась, что же двигало этим избалованным мальчиком. И признаться по чести, не особо меня тянуло на разбирательство. Смертельная усталость разливалась по телу и пустота заявила свои права на мою душу. Мне сейчас было не до Алексея и его чувств, как бы со своим грузом вины, гадливости и боли справиться.

И я справлялась, кое-как, сжав зубы и замирая от горя, я справлялась. Паковала чемоданы, вызывала такси, отпирала дверь своей квартиры и падала на пыльную кровать, рыдая навзрыд. Я справлялась. Как могла и как умела.

По кому я тогда плакала? Я и сама не могла ответить на этот вопрос. Отчасти по Саше. Отчасти по Алексею. Отчасти по родителям. Но в основном, от жалости к себе. Человек так устроен. Когда умирает кто-то близкий или когда приходится расставаться с любимыми, мы плачем не по ним. Мы плачем от жалости к себе. Эгоистичной жалости, что остались без них, что нас бросили. Я ничем не отличаюсь от остальных. И да, я плачу от жалости к себе. Неправильно? Возможно. Зато, откровенно.

Весь день я провела в постели, кто-то звонил, кто-то стучал в дверь, но я не открывала, просто лежала в кровати и жалела себя. Это нормально. Так и должно быть. Сегодня я позволю себе это. А завтра зачеркну все свои неудачные попытки жить, как полагается и начну жить, как умею. С такими мыслями я и уснула.

Все ночь мучили кошмары, я плакала во сне и звала сама не знаю кого, мне хотелось тепла, хотелось перестать ощущать жгучее одиночество, но вместо этого я металась по холодной постели, пока утренние лучи не ворвались в спальню.

Моя комната сегодня казалась какой-то маленькой, после нашей с Сашей спальни, где при желании можно было бы уместить не один спальный гарнитур — эта комната давила близостью стен. Я отвыкла от нее. Ничего, привыкну.

Приняла душ, расчесала волосы, нашла черное платье и одела его. Я не стала смотреть на себя в зеркало, итак было понятно, что выгляжу я сегодня ужасно. Да и не стремилась я блистать. Это не подиум Милана — это похороны моего мужа.

На кладбище я прибыла у самый разгар похорон. Народу было — не перечесть. Сашу многие знали и многие были готовы преодолеть немалый путь, чтобы проститься с ним. К примеру, та женщина, что бережно поддерживает за локоть Алексей — это первая жена Саши. Она рыдает. Чуть поодаль стоит любовница мужа. Куча его знакомых и друзей, которые присутствовали на нашей свадьбе. Все они столпились у гроба, да так, что я самого Сашу не вижу за их спинами.

Осмотрелась в поисках местечка и заметила рядом с одной могильной оградой лавочку. Присела и стала ждать, когда толпа рассосется. Время шло, но расходиться никто не спешил. Опустила голову и прижала замерзшие ладони к пылающему лицу. Мне не плохо, мне просто пусто. Кто я ему? Жена на пару — тройку месяцев? Сиделка на год? Любовница на несколько часов в день? Кто? И что я здесь делаю? Все эти люди знали его гораздо лучше меня. Все они, если не любили, то уважали его. А я? Я его боялась и терпела, не пытаясь особо этого скрыть. Зачем я разыгрываю эту комедию? Зачем пришла сюда?

От мыслей оторвала пощечина, что обожгла щеку. Сфокусировала взгляд. Бывшая жена. Ее удерживает пасынок. Она что-то кричит. Обвиняет меня в чем-то. Чего-то хочет добиться. Смешная. И я смеюсь над ней, запрокинув голову, смеюсь, а по лицу стекают дорожки слез. Истерика. Докатилась.

— Тварь! Если бы не ты, мой Сашенька еще жил и жил! — надрывается женщина.

— Он давно уже не "твой" Сашенька. Хотя бы потому, что за этот год ты ни разу не появилась у него в больнице. И все, кто пришел сюда, вы! Вы! И вы! — вскочив, я начала тыкать пальцем в толпу — почему никто из вас, таких близких и важных для него людей, не пришли к нему?! Почему вы все ждали его похорон, чтобы попрощаться?! Чертовы лицемеры!

Тишина в которой я это кричу и вижу, как ко мне поддается пасынок и темноволосая любовница мужа. Они хватают меня под руки и тащат с кладбища. Ну и славно. Хорошо, что я не увижу Сашу в гробу, не хочу запоминать его мертвым.