Чужая маска - [45]

И что же из такого положения вытекает? Ну конечно же, стойкая уверенность в том, что если уж не повезло с осуждением, то с реабилитацией повезет непременно. Не может же судьба кинуть подлянку два раза подряд? Не может. Судьи – дураки, прокуроры – сволочи и идиоты, менты – пьяницы и взяточники, и быть того не может, чтобы ловкий и умный адвокат не добился пересмотра дела, нового слушания и оправдания. Мало ли что я виноват, а сидеть я все равно не хочу. Вон их сколько по улицам ходит, не пойманных и не разоблаченных, нар не нюхавших. Почему они не сидят, а я должен? И я не буду.

Настя была уверена, что дело Досюкова именно из этой категории. Разумеется, правозащитник будет недоволен тем, что нанятый им частный детектив не находит того, что нужно для оправдания Досюкова, начнет фыркать, ныть, зудеть, скандалить и говорить гадости. Станет громко сомневаться в профессиональной пригодности Стасова, будет требовать, чтобы тот сделал то-то и то-то и не делал того-то и того-то, будет брызгать слюной и топать ногами. Может быть, будет соблазнять большими деньгами и намекать на фальсификацию. Но все это можно пережить. В конце концов, за те двадцать лет, что Стасов проработал в милиции, он все это имел в избытке и в весьма затейливых и разнообразных формах от собственных многочисленных начальников и различных заинтересованных лиц, так что ему не привыкать. Хорошо бы, конечно, отказаться от контракта с Поташовым, но ведь Иван… Черт его знает. Наверное, действительно Насте нужно поговорить с Заточным.

Ровно в десять утра начальник отдела полковник Гордеев собрал отбывающих «режим» сотрудников у себя в кабинете.

– Раз все равно сидеть и дурака валять, займемся делом, – оптимистично заявил Виктор Алексеевич. – Отлучаться не велено, так что будьте-ка любезны, дорогие мои, подготовить все документы, которые за вами числятся. Отчеты о командировках, о задержаниях, планы работы по каждому делу – чтобы все было в ажуре. Особое внимание – делам. Розыскные дела ведете плохо, я в этом уверен. Я вам, дети мои, доверяю, но подозреваю, что вы моим доверием беззастенчиво пользуетесь. Поднимите руки, у кого в работе есть хоть одно оперативно-поисковое дело? Такое, как полагается, чтоб снаружи корочки с номером, а внутри бумажки правильные подшиты. Ладно, не старайтесь, мускульную силу не тратьте зря, знаю, что у половины из вас таких дел нет. Работу вы ведете, а бумажки писать вам лень или время выкроить не можете, а ну как проверка нагрянет? Кому вы там будете объяснять, что вы хорошие, но ленивые? Короче, тем, кто вчера тут сидел, я все это уже сказал, теперь ваша очередь. Садитесь за столы и занимайтесь писаниной. Через два часа, это, стало быть, в 12.30, Каменская и Коротков будут отчитываться по делу Параскевича. В 13.30 жду Лесникова и Селуянова с материалами по взрыву в банке. В 15.00 ровно Доценко, Селуянов и Коротков поведают мне душераздирающую повесть о том, как они пытаются поймать подонка, который убивает и насилует мальчиков. В 19.00 все бумажки, про которые мы тут с вами разговоры разговаривали, должны быть у меня на столе. В 21.00 принесете мне все оперативные дела, которые должны выглядеть как конфетки. Еще раз повторяю, из здания, или, чтоб вам было понятно, из расположения части, отлучаться нельзя до 10.00 завтрашнего утра. Домой спать пойдет только Каменская, приказом министра предписано женщинам на ночь не оставаться. Если кому-то позарез куда-то надо, придете ко мне, вызвоним из дома кого-нибудь на замену, только после этого поедете. Приказ есть приказ – тридцать процентов личного состава должно находиться в расположении части. Вопросы?

Сам Гордеев был бледным и уставшим. Настя знала, что с вечера пятницы он отсюда не уходил, разбил весь личный состав своего отдела на три группы, составил график дежурств, но сам бессменно сидел в своем кабинете. В нем же и спал, доставая из стенного шкафа раскладушку, подушку и одеяло. Настя понимала, что острой необходимости в этом не было, обстановка в городе была совершенно обычной, без особого напряжения, и Виктор Алексеевич вполне мог бы бдеть по очереди со своим заместителем Павлом Жереховым. Но точно так же Настя понимала, что уйти домой полковник Гордеев не может. Ну не может, и все тут. И не потому, что его кто-то не пускает. Сам не может. А вдруг, не дай бог, что случится? Вдруг, не приведи господь, кандидата в депутаты какого-нибудь грубо выставят из когорты живых? Или взорвут избирательный участок, как обещали в многочисленных пропагандистских листовках, распространяемых с целью сорвать выборы. Или еще что-нибудь…

В свой кабинет Настя вернулась вместе с Юрой Коротковым.

– О, сейчас кофейку на халяву выпью, – потирая руки, сказал довольным голосом Коротков, усаживаясь за свободный стол.

– Коротков, – рассмеялась Настя, – когда ты перестанешь быть халявщиком и превратишься в партнера? У меня есть шанс дожить до этого светлого дня?

– Надеюсь, – очень серьезно ответил Юра. – Это произойдет, когда господин Мавроди выплатит народу все, что так успешно у него одолжил.

– Понятно. Значит, мне до самой смерти тебя кофе поить. Ты хоть сахар принеси, халявщик.