Чужая луна - [5]

Здесь же еще Врангель увидел сухонького жуира и весельчака генерала Антона Васильевича Туркула и грузного казачьего генерала Вячеслава Григорьевича Науменко. Этих двух он не видел давно, еще с боев под Каховкой.

Были в кают-компании еще несколько человек, лица которых Врангель не мог вспомнить. Вероятно, это были командиры дивизий, назначенные Шатиловым вместо погибших в недавних боях.

— Добрый день, господа! — тихо сказал Врангель. — Прошу садиться!

Все разом сели.

Врангель высмотрел место во главе стола, предназначенное для командира крейсера, а сейчас его уступали ему. Но он прошел мимо, в глубь кают-компании, и уселся на свободное место между Шатиловым и Барбовичем.

— О чем речь? — вновь, бегло оглядев всех, спросил Врангель.

— Обо всем понемногу. О жизни, — уклончиво ответил Науменко. — В том смысле: что было, что будет, чем сердце успокоится.

— Ну, и к чему пришли?

— Ни к чему. У каждого своя правда.

— Размышляем, ваше превосходительство, как так получилось, шо мы сейчас из дому бежим, а большевики в наших домах вино-водку пьют, — пояснил Науменко. — Пока убегали от большевиков, думать было некогда. А сейчас появилось время, и жуткая обида нас взяла.

— Я тоже об этом думаю, — согласился Врангель.

— Вот! По всему так получается, что не должно бы такого быть, — прогудел своим низким голосом Барбович. — До Тулы дошли, до Москвы осталось два конных перехода. Это если без спешки, с ленцой. Что случилось? Кто и когда допустил ту самую главную ошибку, из-за которой мы, как те бездомные бродяги, по чужим огородам шастаем?

— Ну, и к чему пришли? — нахмурившись, допытывался Врангель. Он понял, это стрела в его адрес.

— Нету вывода. Каждый в свою дудку дует. Вон Кривошеин, тот стоит на том, что виноват весь народ. Будто вся Россия, весь народ поднял руку на «помазанника Божия». За это, говорит, нам и послана кара небесная.

— Не переиначивай, я не так сказал, — покачал головой Кривошеин. — Я о чем? Если бы мы все… Ну, все наши вожди разом объявили, что ведут войну с большевиками ради того, чтобы в дальнейшем восстановить на престоле законного царя…

— Вспомнил. Расстреляли законного царя. А незаконного…

— Всем миром выберем. И станет он законным, — продолжил Кривошеин, — Михаил Романов тоже когда-то незаконным был, пока народ свою волю не изъявил. И сейчас бы так. Был бы царь — и народ поддержал бы нас. Пожили без царя, узнали теперь почем фунт лиха. Особенно крестьяне. Они в нашем государстве — главная сила, всю страну кормят. А к ним бы и рабочие примкнули… Это я так, в порядке размышления.

— Позвольте не согласиться, — отозвался со своего места генерал Абрамов. — Крестьянин, взять, к примеру, тех же донцов, прошел школу мировой войны. И нахватался от родовитой интеллигенции — офицеров, генералов — вдоволь зуботычин. Что в армии, что дома крестьянин всегда ощущал себя черной костью. Его во все времена унижали. А у него начала просыпаться своя гордость. Не-ет, он теперь уже не потерпит издевательств. И не простит.

— Но вы-то, надеюсь, не применяли кулаки?

— Не надо переходить на личности, Александр Васильевич. Я знаю много вполне приличных офицеров и генералов. Но их, к сожалению, абсолютное меньшинство.

— Выводы! Выводы! — воскликнул Кривошеин.

— Выводы? — Абрамов немного помолчал, собираясь с мыслями. — Надо было провозгласить демократические лозунги! Да-да! Именно демократических преобразований ждал от нас народ!

— Эко куда хватанули! Демократия! — вклинился в разговор начальник штаба Кубанского корпуса Туган-Барановский. — Да они не знают, что это такое и с чем ее едят. С мужиком надо было проще. Он земли ждал. А мы даже лозунг этот, про землю, отдали большевикам. И еще парочку. «Фабрики — рабочим!», «Мир — народам!». Большевики хорошо ими распорядились. И чем мы теперь, господа, будем народ завлекать?.. Молчите? То-то же!

— Запутались мы, братцы, в трех соснах, — вновь прозвучал мощный басок Барбовича. — Лозунги — слова. Кто-то бы им поверил, кто-то — нет. Слова сейчас обесценились, недорого стоят. А надо было делом! Вместо на Москву Антону Ивановичу тогда надо было на Царицын повернуть, соединиться с армией Колчака. Краснов бы с севера поднажал. Кладу голову на плаху, большевики бы не устояли. Или я не прав?

— Вы все сегодня правы, — наконец вступил в разговор Врангель. — Бунт начался в семнадцатом, даже несколько раньше. Народ, и верно, поднял руку на царя. А остановить его мы не сумели. Почему? Причин много. В том числе и те, которые вы упоминали. А дальше смута переросла в революцию.

— Это и есть главный вопрос: почему? — спросил Кутепов. — Почему мы, выученики военных училищ, академий проиграли войну полуграмотным мужикам? Откуда у них появилось столько талантливых полководцев? В какой школе они получили военное образование?

— Эта школа — война. Я имею в виду Первую мировую, — продолжил Врангель. — Там получили выучку такие большевистские командиры, как Фрунзе, Буденный, Миронов, Жлоба, Мокроусов. Много их. Они оказались достойными учениками. Прямо с театра военных действий четырнадцатого они со своим ратным опытом вошли в русскую смуту семнадцатого и возглавили ее. Не будь Первой мировой, не было бы революции. И не только Россия, весь мир выглядел бы несколько по иному.