Чужая луна - [6]

Врангель смолк. Остальные тоже молчали, осмысливая сказанное.

— И все же, на мой взгляд, есть главная причина нашего поражения. Ее называл Туган-Барановский, но не слишком настойчиво. Я тоже не сразу понял, о чем вину с себя не снимаю, — вновь заговорил Врангель. — Меня еще до Крыма генерал Фостиков предупреждал: не устоим. И назвал причину. Даже тот мужик, который долго нам верил, стал уходить, дезертировать.

— Устал от войны, — подсказал кто-то.

— И это, — согласился Врангель. — Но не только. Надо было еще немного дровишек подбросить в эту топку. А я поздно понял.

— Какие дрова? Что еще можно было сделать?

— Решить земельный вопрос. Вы меня теперь в чем хотите убеждайте, но победил нас простой российский мужик. Он — главная сила в нашей огромной стране. Как была она крестьянской, так и будет до скончания века. На нем вся наша жизнь держится. Он всю Россию кормит, а сам из века в век впроголодь живет. Перестал он нам верить, вот и отвернулся.

— Раньше бы это понять, когда в Таврии бои шли! — поддержал Врангеля Фостиков. — Надо было начать раздавать землю. Без выкупа. Всем поровну, по количеству едоков.

— Это вы, Михаил Архипович, большевистских листовок начитались, — сказал Барбович. — Им мужик тоже не верит. Слишком долго его обманывали.

— И я о том же, Иван Гаврилович! Большевики — листовками, а мы бы — делом. Такая агитация быстро разлетелась бы по всей России и как-то могла повлиять, — и после длительного молчания Фостиков со вздохом добавил: — Только что толку в нашем позднем прозрении… Они — у себя дома, мы — в море. И нет у нас под ногами ни метра земной тверди.

После этих слов все обернулись к Врангелю, ждали, что скажет он. Но он промолчал.

Разговор стал постепенно иссякать. Говорить о том, что могло бы быть, но не сбылось, стало бессмысленно и скучно. С полчаса еще поговорили о чем-то несущественном. О нехватке продуктов питания и воды говорить избегали. Знали: в море им никто ничем не поможет, надо терпеть до Константинополя.

С наступлением сумерек крейсер сбавил скорость и затем лег в дрейф, поджидая отставших.

Гости воспользовались этой остановкой, и катер Главнокомандующего развез их по своим кораблям.

Котляревского Врангель попросил остаться. Они поднялись в каюту Врангеля, и вскоре капитанский вестовой принес им поднос с чаем и различной сдобой, которую ухитрялся выпекать кок на корабельном камбузе.

— Я рад, что вы вернулись, что вы с нами, — заботливо усаживая Котляревского в кресло возле круглого резного столика, сказал Врангель и пожаловался: — Устаю от пустопорожних разговоров, вроде нашего сегодняшнего: что могло бы быть, но не сбылось.

— Не уверен, что вы правы, Петр Николаевич, — сказал Котляревский. — Самое время проанализировать то, что произошло. Если не нам с вами, то тем, кто придет нам на смену, это может пригодиться.

— Только не сейчас, — качнул головой Врангель. — Для этого наступит другое время. Когда все станет на свои места.

— Тогда все уйдет в давность, покроется патиной времени. Исчезнут из памяти мелочи, детали. А ведь дьявол кроется именно в них.

— Понимаю. Я и сам, когда остаюсь наедине, часто мучаю себя вопросами: что могло быть, но не сбылось? Почему? Где я ошибся?.. Надоело! Пусть другие!

— Другие не знают то, что знаете вы. Они не знают, почему вы поступили так, а не иначе.

— Ну и пусть! — упрямо повторил Врангель. — Мне было бы даже интересно когда-нибудь прочесть, как будущие историки оценят нынешние события. Если власть так и останется за большевиками, мы — злодеи и все наши поступки оценят как кровавые, злодейские. Ну, а если все же мы вернем себе Россию, те же самые историки напишут о жалкой кучке бандитов, которые почему-то называли себя большевиками… Нет одной правды. Их, как минимум, две, а то и больше.

В каюте было прохладно. Они обнимали ладонями горячие подстаканники, и им казалось, что тепло кипятка постепенно перетекало в их тела.

— А если говорить серьезно, Николай Михайлович, я пришел к неутешительному выводу: это я во всем виноват, — сказал вдруг Врангель. — Да-да! Я сам!

— Та-ак! — Котляревский удивленно посмотрел на Врангеля и даже растерянно поставил на столик стакан: — Надеюсь, вы это иносказательно?

Врангель не ответил.

— Если иносказательно, тут я вас понимаю. Полководец, проигравший сражение, уже потому виноват, что он его проиграл. Весь спрос с него. Никто не станет вникать слишком глубоко. Скажем, кто-то несвоевременно подвез боеприпасы, где-то задержался транспорт, и с опозданием подошло подкрепление, неудачной оказалась позиция, и прочее, и прочее. Десятки разных причин. Кому какое до всего этого дело? Судят по результату.

— Все намного сложнее, чем вы себе это представили. На полководца работают все армейские службы, от разведки, артиллерии, саперов до топографов и метеорологов. Полководец получает все необходимые ему данные. Он знает все, что только он хочет знать. Все, до мелочей. Именно поэтому его уму, его таланту, интуиции доверяют тысячи и тысячи людей, — Врангель поднялся с кресла и, со стаканом в руках, стал медленно ходить по каюте, — Как все просто: меня вооружили всеми необходимыми знаниями, и теперь только от меня, от моего таланта зависит и жизнь людей, и исход операции. Так ведь?