Чужая боль - [19]
— Здравствуй, — обрадовалась Варя, и в самых уголках ее губ заиграли ямочки. — Мама вчера, когда пришла с собрания, рассказала мне о тебе, а я говорю: «Он сам не мог полезть драться, это на него напали». Правда!
Варя смотрела своими чистыми, бесхитростными глазами и показалась ему сейчас еще в миллион раз лучше прежней.
— Правда, — стесненно подтвердил он и подумал, что если бы Варя оказалась случайной свидетельницей вчерашней дикой сцены дома, она его не оправдала. Все же сын есть сын, и как бы несправедливы ни были родители, надо запасаться терпением и не распускать себя.
— Ты куда идешь! — спросил Сережа.
— В музыкальную…
— Можно я немного с тобой!..
— Пошли скорее, а то я опаздываю. А ты куда!
Он помедлил с ответом.
— По семейным обстоятельствам…
Варя понимающе кивнула головой.
— Представляешь, мне химичка за четверть тройку выставила! — пожаловалась она. — Было три четверки, последняя тройка. И вот — пожалуйста!
— Педагогическое воздействие, — усмехнулся Сережа. — Борьба за равномерность ритма.
Кирсановы звонили с работы на свою квартиру через каждый час.
Наконец, уже во втором часу, когда Раиса Ивановна совсем обессилела от тревоги, в трубке раздался голос Сережи:
— Вас слушают…
Ах ты ж негодник — он слушает! Интонация у него точно такая, как у Виталия Андреевича, когда тот поднимает трубку. Но, будто ничего и не было, Раиса Ивановна спросила:
— Сереженька, ты позавтракал!
Произошла заминка, похожая на замешательство, и раздалось тихое:
— Спасибо…
— Мы сегодня придем, как всегда, в начале шестого.
— Хорошо.
Короткие порывы мартовского ветра сметают с крыш суховатый снег. Он весело искрится в лучах негреющего солнца.
Воздух еще не весенний, но уже и не зимний; улица Энгельса запружена народом. Люди идут кто в теплых пальто, кто в легких куртках нараспашку.
У многих в руках желтые метелки мимоз, комочки фиалок, похожие на сиреневых цыплят.
По-весеннему поет песенку прошлого века рожок керосинщика. Возле здания банка с его каменными львами затеяли веселый базар воробьи на акациях.
И с Дона тянет весной: там уже посинел лед, в его пролежнях проступила вода, и не каждый смельчак решается теперь перейти на другой берег.
Сережа стянул с головы берет и сунул его в карман пальто.
В школе сегодня были легкие уроки: физика, математика, физкультура. Прошли они вполне благополучно — из пятнадцати возможных он набрал четырнадцать и сейчас возвращался домой в приподнятом настроении, представляя, как вечером будет рапортовать родителям о своих дневных победах. Он был уверен, что спросят по истории (в журнале против его фамилии стояла точка, а это значит — жди вызова), но почему-то проехало. Напрасно зубрил даты.
Школу свою Сережа любил. Она походила скорее на голубятенку — помещалась в старом здании, не могла идти ни в какое сравнение с теми многоэтажными дворцами, что возвели для школ за последние годы, а все равно Сережа любил именно ее: допотопную лестницу, выложенную из какого-то древнего дуба, маленький уютный спортивный зал, низкий потолок канцелярии с широким окном почти на уровне пола, небольшой двор. Здесь все было домашним, обжитым, и даже Ромка Кукарекин больше не задирал его, обходил стороной.
Вчера на контрольной по химии им дали задачи и — вот чудачка! — Варя прислала ему шпаргалку. Решила, что он не знает. А он просто замечтался, потому и сидел, ничего не писал.
…Сережа пересек мостовую и вошел в парк имени Горького. Нет, определенно пришла весна, потому что на лице Вари, он это заметил сегодня в классе, выступили веснушки.
Сережа свернул влево, в аллею, где вечно толклись футбольные болельщики. Несмотря на то что было часа два, казалось бы, самый разгар рабочего дня, здесь собралось мужчин шестьдесят разных возрастов.
Засунув руки в карманы курток, расстегнув пальто, лихорадочно дымя, они возбужденно обсуждали удары Олега Копаева, скорость Валерия Бурова, угловые подачи Геннадия Матвеева, прогнозы грядущего года, промашки прошедшего и уж, конечно, прочили СКА медали.
Покрутившись среди болельщиков, Сережа двинулся домой.
Он уже заворачивал на старенькую улицу Шаумяна, когда величаво проплывающая мимо светло-шоколадная «волга» остановилась у тротуара. Из ее окошка высунулось еще более раздобревшее, даже расплывшееся лицо Станислава Илларионовича.
— Привет представителю династии Лепихиных! — весело произнес он и кивнул на машину: — Вот купил… Сам из Москвы пригнал… Садись, прокачу с ветерком.
Сереже не понравилось ни это приветствие, ни эта похвальба, и, хотя он был совершенно свободен, а на завтра не задали почти никаких уроков, он вежливо сказал:
— Здравствуйте. Спасибо, я спешу, — этим обращением на «вы», сразу и решительно отгораживаясь от Лепихина, как от чужого и не интересного ему человека.
Станислав Илларионович вышел из машины. На нем — пыжиковая шапка, короткое пальто, туфли на рубчатой подошве, в руках он держит тонкие кожаные перчатки. Холеный, представительный, на фоне новенькой машины, он, казалось, сошел со страницы какого-то заморского журнала.
— Как живешь, Станиславович! — посмотрел он с любопытством и удивлением, потому что не встречал Сергея после давней, крайне неприятной беседы ни разу. «Взрослый человек, — подивился он. — И, черт возьми, абсолютная моя копия в этом же щенячьем возрасте».
Повесть «Алые погоны» написана преподавателем Новочеркасского Суворовского военного училища. В ней рассказывается о первых годах работы училища, о судьбах его воспитанников, о формировании характера и воспитании мужественных молодых воинов.Повесть в дальнейшем была переработана в роман-трилогию: «Начало пути», «Зрелость», «Дружба продолжается».В 1954 г. по книге был поставлен фильм «Честь товарища», в 1980 г. вышел 3-серийный телефильм «Алые погоны».Повесть была написана в 1948 — 1954 г.г. Здесь представлена ранняя ее версия, вышедшая в 1948 году в Ростовском книжном издательстве.
В повести «Тимофей с Холопьей улицы» рассказывается о жизни простых людей Новгорода в XIII веке.
Историческая повесть «Ханский ярлык» рассказывает о московском князе Иване Калите, которому удалось получить ярлык в Золотой Орде и тем усилить свое княжество.
Роман «Плевенские редуты» дает широкую картину освобождения Болгарии от многовекового турецкого ига (война 1877–1878 гг.).Среди главных героев романа — художник Верещагин, генералы Столетов, Скобелев, Драгомиров, Тотлебен, разведчик Фаврикодоров, донские казаки, болгарские ополченцы, русские солдаты.Роман помогает понять истоки дружбы между Болгарией и Россией, ее нерушимую прочность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Соляной шлях» – первая повесть о Евсее Бовкуне. Вместе с ним, вслед за чумацким обозом, читатель пройдет в Крым за солью нетронутой плугом девственной степью, станет свидетелем жестоких схваток половцев с русскими людьми… Увлекательное это будет путешествие! С большим искусством, достоверно и в полном соответствии с исторической правдой автор вплетает в судьбу независимого и гордого Евсея Бовкуна возникновение первых русских поселений в диком, но вольном тогда Подонье. Сюда от гнета князей и знатных богатеев уходит со всех концов Руси вольнолюбивая голытьба.
Действие романа Анатолия Яброва, писателя из Новокузнецка, охватывает период от последних предреволюционных годов до конца 60-х. В центре произведения — образ Евлании Пыжовой, образ сложный, противоречивый. Повествуя о полной драматизма жизни, исследуя психологию героини, автор показывает, как влияет на судьбу этой женщины ее индивидуализм, сколько зла приносит он и ей самой, и окружающим. А. Ябров ярко воссоздает трудовую атмосферу 30-х — 40-х годов — эпохи больших строек, стахановского движения, героизма и самоотверженности работников тыла в период Великой Отечественной.
В книгу Семена Гехта вошли рассказы и повесть «Пароход идет в Яффу и обратно» (1936) — произведения, наиболее ярко представляющие этого писателя одесской школы. Пристальное внимание к происходящему, верность еврейской теме, драматические события жизни самого Гехта нашли отражение в его творчестве.
Марианна Викторовна Яблонская (1938—1980), известная драматическая актриса, была уроженкой Ленинграда. Там, в блокадном городе, прошло ее раннее детство. Там она окончила театральный институт, работала в театрах, написала первые рассказы. Ее проза по тематике — типичная проза сорокалетних, детьми переживших все ужасы войны, голода и послевоенной разрухи. Герои ее рассказов — ее ровесники, товарищи по двору, по школе, по театральной сцене. Ее прозе в большей мере свойствен драматизм, очевидно обусловленный нелегкими вехами биографии, блокадного детства.
Прижизненное издание для всех авторов. Среди авторов сборника: А. Ахматова, Вс. Рождественский, Ф. Сологуб, В. Ходасевич, Евг. Замятин, Мих. Зощенко, А. Ремизов, М. Шагинян, Вяч. Шишков, Г. Иванов, М. Кузмин, И. Одоевцева, Ник. Оцуп, Всев. Иванов, Ольга Форш и многие другие. Первое выступление М. Зощенко в печати.
