Чужая боль - [17]
Сережа, едва открыв дверь родителям, сразу же почувствовал что-то недоброе. Отец, не глядя на него, прошел в свою комнату, а мать стала срывать с себя пальто и платок. Потом, повернувшись к сыну, посмотрела с презрением:
— Докатился! Четверка в четверти по поведению — за драку на улице.
«Значит, Федор Федорович свое сделал, — с горечью подумал Сережа. — Вот не ожидал, что все так погано обернется».
— Что же ты молчал, нас обманывал!
— Неправду! — возмутился Сережа. — Оценка снижена несправедливо. Я не обманывал. Не хотел вас огорчать.
— Какой чуткий! Только ты знаешь, что справедливо, а что нет! — Раиса Ивановна с ожесточением бросила на диван свою одежду. — Наказание мое! У других — сыновья как сыновья, а этот — олух царя небесного.
— Не оскорбляй меня! — срывающимся голосом крикнул Сережа. — Я — человек.
— Человек! — все более распаляясь, грозно переспросила Раиса Ивановна. — Человек с приводом, вот ты кто! Так рождаются преступники. Вот возьму ремень да отстегаю…
Сережа побледнел, темные волоски над его верхней губой проступили яснее.
— Только попробуй!
— Ах, ты еще смеешь с матерью так разговаривать!
— Смею!
Раиса Ивановна подбежала к сыну вплотную. Он стоял, сжав кулаки, дрожа от возбуждения, теряя волю над собой… «Боже мой, глаза Станислава!» — с ужасом подумала она, когда Сергей замахнулся, не то отстраняясь, не то наступая.
В это время из соседней комнаты вышел Виталий Андреевич. Увидев искаженное лицо Сергея, его руку, занесенную над матерью, рывком преодолел расстояние, отделявшее его от Сережи, и толкнул его в плечо. Сережа упал на диван, но мгновенно вскочил, раздувая ноздри:
— Не имеешь права! Ты… Ты — отчим!
— Нет имеет, я разрешаю! — глотая слезы, крикнула Раиса Ивановна.
— А я никому не разрешаю, — хриплым, словно сорванным голосом, сказал Сережа.
— Тогда можешь идти жить к своему папочке!
— И пойду!
Он сдернул с вешалки пальто и выбежал из комнаты.
Холодный ноябрьский ветер подействовал успокаивающе. Сережа стал приходить в себя, медленно пошел вверх по Буденновскому.
Несмотря на непоздний час, народу на улице было мало. Громыхал где-то на крыше сорванный лист железа. Зябко темнела на фронтоне цирка наездница, сдерживающая коней, впряженных в колесницу. Замерли на путях темные вагоны трамваев; видно, оборвался провод. Свирепый восточный ветер с Черных земель, разбойничая, шарил по улицам, нес колкий снег. На тротуаре огромными червями корчились стручки акации.
И все же на душе было скверно. Он чувствовал себя бездомным щенком, несправедливо обиженным. Думал о матери: «Она только и знает: „Подрасти еще“, „Не рассуждай“, „Делай, что велят!“ Будто раб я, и нет у меня своей воли. Меня если попросить по-хорошему, я все сделаю. И объясню. А они… рукоприкладство…»
Сережа и раньше пытался защищаться.
— Что ты все рычишь на меня! — говорил он матери. — Превращаешься в робота по напоминаниям: «Выключи лампу», «Спрячь носки»… Я сам…
— Ладно, — примирительно отвечала она. — Обещаю не быть роботом, а очеловечить тебя.
Вот и очеловечила. С четырнадцати лет отвечают перед законом. Вожди революции в моем возрасте уже участвовали в борьбе. И Маяковский… А они все считают меня ребенком. Спать в девять часов укладывают. А этот… даже…
О бабушке и говорить не приходится, она совсем меня за сосунка принимает: «С твоим сбором металла в оборванца превратишься. Скажи, что заболел…»
Может быть, сейчас пойти к бабушке! Нет! Не мужское решение: искать убежище у бабушки. Вообще можно будет поступить в ремесленное училище, дадут общежитие…
А если заглянуть сейчас к Платоше! Неловко как-то… Надо объяснить, что произошло…
Промелькнула было мысль о Станиславе Илларионовиче. Сергей отшвырнул ее с негодованием: «Чтобы он торжествовал! Вот, мол, приполз ко мне на поклон… Видишь, как они с тобой!».
Не бывать такому!
Сережа миновал железнодорожный переезд в Рабочем городке и пошел вверх, к Каменке. «В деревне запросто: нашел бы стог сена, забрался в него и переночевал».
Он шел совсем не знакомыми улицами мимо речки, аллеи тополей, словно попал в чужой город. Наткнулся на глухую стену вроде бы какого-то амбара, обошел ее и увидел приставленную лестницу. Осторожно ступая по перекладинам, добрался до верха, подтянулся на руках и очутился в темном, теплом помещении. Чердак! Пахло мышами и слежавшейся пылью. Жаль, фонарика нет. Вытянув руку вперед, Сережа сделал несколько шагов, наталкиваясь на балки и какие-то ящики. Вот его рука прикоснулась к чему-то теплому. Печная труба! Великолепно, обойдемся и без стога. Он пошарил в темноте еще и нашел обрывки картона. «Роскошное ложе! — усмехаясь, горько подумал Сережа, укладывая этот картон возле трубы. — Именинный вечер».
Ему вдруг стало страшно жаль себя. Ну почему они все с ним так поступили! В чем его вина! Где же справедливость! Бабушка, жалуясь, что у нее горько на сердце, сказала ему как-то; «Если бы собака лизнула мое сердце, она бы издохла!».
Вот и у него сейчас так же на сердце. Он, вздыхая, улегся на картон, укрылся пальто. Мстительно подумал о матери: «Небось, волнуется».
Внутренний голос сказал: «Ну, ты тоже хорош, отвечал грубо». — «Но я никому не разрешу оскорблять меня», — возразил другой голос. «И не надо разрешать. Однако можно было не сбегать из дому. Достаточно проучил бы, объявив голодовку».
Повесть «Алые погоны» написана преподавателем Новочеркасского Суворовского военного училища. В ней рассказывается о первых годах работы училища, о судьбах его воспитанников, о формировании характера и воспитании мужественных молодых воинов.Повесть в дальнейшем была переработана в роман-трилогию: «Начало пути», «Зрелость», «Дружба продолжается».В 1954 г. по книге был поставлен фильм «Честь товарища», в 1980 г. вышел 3-серийный телефильм «Алые погоны».Повесть была написана в 1948 — 1954 г.г. Здесь представлена ранняя ее версия, вышедшая в 1948 году в Ростовском книжном издательстве.
Историческая повесть «Ханский ярлык» рассказывает о московском князе Иване Калите, которому удалось получить ярлык в Золотой Орде и тем усилить свое княжество.
Роман «Плевенские редуты» дает широкую картину освобождения Болгарии от многовекового турецкого ига (война 1877–1878 гг.).Среди главных героев романа — художник Верещагин, генералы Столетов, Скобелев, Драгомиров, Тотлебен, разведчик Фаврикодоров, донские казаки, болгарские ополченцы, русские солдаты.Роман помогает понять истоки дружбы между Болгарией и Россией, ее нерушимую прочность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Соляной шлях» – первая повесть о Евсее Бовкуне. Вместе с ним, вслед за чумацким обозом, читатель пройдет в Крым за солью нетронутой плугом девственной степью, станет свидетелем жестоких схваток половцев с русскими людьми… Увлекательное это будет путешествие! С большим искусством, достоверно и в полном соответствии с исторической правдой автор вплетает в судьбу независимого и гордого Евсея Бовкуна возникновение первых русских поселений в диком, но вольном тогда Подонье. Сюда от гнета князей и знатных богатеев уходит со всех концов Руси вольнолюбивая голытьба.
Действие романа Анатолия Яброва, писателя из Новокузнецка, охватывает период от последних предреволюционных годов до конца 60-х. В центре произведения — образ Евлании Пыжовой, образ сложный, противоречивый. Повествуя о полной драматизма жизни, исследуя психологию героини, автор показывает, как влияет на судьбу этой женщины ее индивидуализм, сколько зла приносит он и ей самой, и окружающим. А. Ябров ярко воссоздает трудовую атмосферу 30-х — 40-х годов — эпохи больших строек, стахановского движения, героизма и самоотверженности работников тыла в период Великой Отечественной.
В книгу Семена Гехта вошли рассказы и повесть «Пароход идет в Яффу и обратно» (1936) — произведения, наиболее ярко представляющие этого писателя одесской школы. Пристальное внимание к происходящему, верность еврейской теме, драматические события жизни самого Гехта нашли отражение в его творчестве.
Марианна Викторовна Яблонская (1938—1980), известная драматическая актриса, была уроженкой Ленинграда. Там, в блокадном городе, прошло ее раннее детство. Там она окончила театральный институт, работала в театрах, написала первые рассказы. Ее проза по тематике — типичная проза сорокалетних, детьми переживших все ужасы войны, голода и послевоенной разрухи. Герои ее рассказов — ее ровесники, товарищи по двору, по школе, по театральной сцене. Ее прозе в большей мере свойствен драматизм, очевидно обусловленный нелегкими вехами биографии, блокадного детства.
Прижизненное издание для всех авторов. Среди авторов сборника: А. Ахматова, Вс. Рождественский, Ф. Сологуб, В. Ходасевич, Евг. Замятин, Мих. Зощенко, А. Ремизов, М. Шагинян, Вяч. Шишков, Г. Иванов, М. Кузмин, И. Одоевцева, Ник. Оцуп, Всев. Иванов, Ольга Форш и многие другие. Первое выступление М. Зощенко в печати.