Чужаки - [56]

У дверей бокового выхода отец отпер замок, и они вышли наружу.

Джоан никогда прежде не доводилось бывать на улице ночью. Холодный воздух производил странное, но приятное ощущение. Посмотрев на небо, девушка увидела полную яркую луну, и ее охватило чувство счастья и свободы. Она окончательно поняла – хотя и раньше мало сомневалась в этом, – что их решение правильное. Вспомнив истории, которые папа рассказывал о своем детстве на Чужбине, Джоан переполнилась радостью оттого, что этот мир станет теперь ее миром. Конечно, с тех пор как Джоан научилась разговаривать, Учителя внушали ей страх перед Чужаками, а подобное внушение не проходит бесследно. Однако радость была сильнее страха, и дочь решительно шагала за папой через двор, заставленный сельскохозяйственным инвентарем. Родители жались к забору, подальше от окон Дома, пока не спустились в пересохшую водоотводную канаву и не вышли в зерновое поле. Под прикрытием кустов, растущих на меже между зерновым и овощным полями, троица, пригнувшись, побежала по пашне, стараясь не зацепиться ногами за камни, корневища или земляной отвал. Через несколько минут они остановились под деревьями и нащупали спрятанные рюкзаки. Джоан схватила свой, расстегнула молнию и запустила руку внутрь. Пальцы сомкнулись на знакомой мягкой игрушке, в этот момент она поняла, что для них все закончится хорошо.

Когда, пройдя между деревьями, они свернули на север к дороге, из Дома раздался громкий крик. Ясно, что кричали не внутри Дома, а где-то во дворе с сельхоз-инвентарем или на поле. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди Джоан. Она и сама вскрикнула бы, если бы не держалась за надежную мамину руку.

– Это не погоня, – заметив ее страх, сказал папа. – Кого-то наказывают.

Раздался еще один крик.

Кого? И за что? Джоан раньше не слышала подобных криков, но папа был отнюдь не удивлен, он, похоже, хорошо знал, что происходит.

Джоан поежилась, вспомнив аудиенцию у Отца, его взгляд, сальную улыбку… Как здорово, что они сбежали!

Наконец они вышли на дорогу и помчались по утрамбованному проселку к грузовику. При свете луны папа открыл рюкзак, достал ключи и отпер пассажирскую дверь. Джоан забросила свой рюкзачок на сиденье и забралась на самую середину виниловой обшивки. Мама примостилась рядом.

Папа отпер левую дверцу и сел за руль. Через несколько секунд машина вывернула на шоссе, ведущее в город.

Они не стали останавливаться в городе, они поехали дальше на запад.

Свободными людьми.

* * *

Джоан проследовала вслед за Авессаломом в часть Дома, которую хорошо помнила. Намордник из перекрестных кожаных ремешков закрывал рот, нос и подбородок. Не мешая разговаривать, он не давал повернуть голову и позволял старику тащить девушку, как собаку на поводке.

По левую руку находилась Трапезная. Там ничего не изменилось: длинные деревянные столы, неудобные скамьи, раздаточные окна Кухни, высокие потолочные балки, голые, за исключением фотографии Отца в полный рост, стены. За Трапезной была Часовня, в ней, как всегда, на коленях молились и каялись Обитатели и Кающиеся. Одного взгляда на Часовню хватило, чтобы открыть шлюзы воспоминаний. Как болели коленные чашечки от многочасового стояния на каменном полу, как немели руки, сложенные в одной неподвижной позе, как страдали горло, кишечник, мочевой пузырь – от невозможности утолить голод, выпить воды или сходить в туалет.

Авессалом дернул повод, увлекая пленницу вперед.

Впереди по обе стороны у входа в Отцовские Покои сгрудились Дети: одни сидели в инвалидных колясках, некоторые даже лежали на больничных каталках. Джоан не хотела идти дальше. Даже в лучшие времена Дети наводили на нее жуть; мысль о том, чтобы пройти сквозь их строй сейчас, вызывала настоящий ужас. Заметив девочку, приносившую еду, Джоан попыталась ей улыбнуться, но ребенок, как и все остальные, смотрел на нее безучастно.

Мама Джоан и многие другие тоже были Детьми, но они вели в пределах Дома нормальную жизнь. Эти же были слишком ущербны, им порой давали простые поручения, однако по большей части просто содержали под неопределенным предлогом – мол, однажды Бог либо Отец откроет их истинное предназначение. После побега прошло всего пять лет, но за это время Детей заметно прибавилось, в каждом следующем поколении рождалось больше уродов, чем в прежнем.

Джоан прошла за Авессаломом по коридору, стараясь не смотреть по сторонам, уперев взгляд в спину старика и закрытую дверь в Отцовские Покои впереди. Авессалом замедлил шаг, и девушке показалось, что он сделал это нарочно, хотя старик не мог знать о ее страхе перед Детьми. Ближе всех к двери стояла фигура, чью идиотскую улыбку она мгновенно узнала. Тот самый мужчина-ребенок, что торчал в коридоре в ночь побега. Он ничуть не изменился – все те же крупные ступни и голова-переросток, та же слюнявая улыбка. Не откройся в этот момент дверь и не дерни старик за ремень, Джоан наверняка вскрикнула бы.

И вот она в Покоях Отца, дверь за спиной захлопнулась.

Джоан начала развязывать ремешки намордника на затылке. Комната была набита людом, и девушка не собиралась стоять перед ними в узде, как животное. Авессалом не стал мешать, очевидно, понимая, что отсюда она никуда не денется. Кроме того, он уже привел ее на место – на этом его задача была выполнена.