Чужак с острова Барра - [33]

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Рори провел вечер с Алексом Мерреем и, выехав из Блэквуда в самую рань, около десяти прибыл в Кокрен. Блэквудский поезд проследовал дальше, а Рори отправился искать состав, который доставит его в Му-сони. На одном из путей у привокзальной платформы стояло два облезлых вагона, но никаких других признаков поезда не было видно. Оба вагона были старые, с облупившейся краской, притом передний заметно превосходил по возрасту своего собрата.

На узеньком перроне толпились люди, белые и индейцы, примерно поровну и тех и других. Толпа резко разделялась на две отдельные группы: индейцы в одном конце, белые в другом. Белые, по большей части лесорубы или старатели, были в огромных сапогах, шерстяных клетчатых куртках и джинсах, заправленных в голенища.

Сгрудившиеся на своем конце индейцы помалкивали, а если говорили, то тихо,  вполголоса.  Одеты они были куда беднее белых: на многих красовались видавшие виды, затасканные низкие фетровые шляпы, и вместо дорогой кожаной обуви они носили резиновые сапоги. Почти все индианки были в цветастых головных платках, ярко выделявшихся в серой, убогой толпе.

В пол-одиннадцатого, когда поезд по расписанию должен отправляться, на путях по-прежнему стояли все те же два вагона, но люди с надеждой потянулись к вагонам.  Потом появился тепловозик,  выглядевший по сравнению со всем остальным удивительно, почти неуместно современным, и деловито засновал. Время от времени он пригонял то пустую платформу, то товарный вагон, которые прицепляли к двум пассажирским. Первым к составу прицепили багажный вагон. Рори подождал, пока погрузят его багаж, потом подхватил саквояжик и забрался в задний вагон.

Отделенная перегородкой передняя треть вагона была оборудована под буфет с длинной стойкой и высокими табуретами. Другая часть уже начала заполняться народом.  Там  были жесткие,  обитые кожей сиденья с деревянными подлокотниками; пол, многие годы имевший дело с коваными башмаками лесорубов, изрисовывали царапины и щербины. С потолка свисали допотопные газовые лампы под матовыми абажурами.

Рори сел на  свободное место.  Время от времени вагон сильно встряхивало — это ворчун тепловоз прицеплял в голове состава очередной товарный вагон. Рори задремал. Немного погодя его разбудил такой неимоверный толчок, от которого чуть не сорвало с потолка лампы. Экспресс "Белый медведь" тронулся. Рори взглянул на часы: опоздание на двадцать минут.

Час спустя Рори решил взглянуть, что творится в переднем вагоне. Миновав буфетную стойку, он вошел в другой вагон и, сделав два-три шага, остановился.  В  его вагоне сидели только белые,  а здесь почти исключительно индейцы,  среди  которых  затесалось несколько белых лесорубов. Разговор шел вполголоса, большей частью на незнакомом Рори языке, и он решил, что это и есть наречие индейцев кри. Разговор доносился главным образом из передней половины вагона, где собрались мужчины. Индианки теснились на задней половине, где остановился Рори. Они молчали, угрюмо глядя в окно; среди них было много толстых женщин с круглыми, сутулыми плечами, морщинистыми лицами и нечесаными волосами. Те, что помоложе, даже три или четыре совсем молоденькие девушки, выглядели так же непривлекательно: все были одинаково круглолицы, узкоглазы и широконосы.

Некоторые из мужчин потягивали пиво, закусывая холодными бобами или лососиной, которую они выгребали ложкой прямо из банки. Сидевшая неподалеку от Рори старуха невозмутимо посасывала трубку.

Рори стоял чуть в сторонке и теперь обернулся и отвел взгляд назад — его заинтересовали две скамьи, стоявшие у него за спиной. На одной скамье сидела молодая мать с грудным младенцем на руках, она нежно баюкала его, тихо напевая на своем наречии. На другой, самой последней скамье вагона сидела девушка. Голова ее была опущена и слегка склонилась вперед, так что Рори почти не видел ее лица, скрытого черными прядями свободно падавших волос, очень длинных, гораздо ниже плеч, слегка подвитых на концах. Над ушами они были стянуты серебряными заколками, но дальше свободно рассыпались вокруг лица. Они отливали мягким блеском и в своем естественном состоянии, не избалованные уходом, выглядели очень привлекательно.

У нее была очень смуглая, темнее, чем у многих других индианок, кожа, зато глаже и нежней. Вместо серого, бесформенного, заменявшего пальто вязаного балахона, как у всех других женщин в вагоне, на ней был плотно облегающий синий джемпер с высоким воротом Хоть Рори не видел книгу у нее на коленях, но по движению глаз догадался, что она читает.

Мгновение он был в замешательстве. Она была такой же индианкой, как все, и все же совершенно иной, в каком-то смысле даже более индианкой, чем они: бронзовая кожа и черные как смоль волосы — и все-таки она была необыкновенно хороша.

Место по другую сторону прохода было свободно. Рори отступил на шаг и присел. Она даже не подняла глаз от книги. Теперь он мог разглядеть ее в профиль — и усомнился, действительно ли она так хороша, как показалось сначала. Может, обманул контраст с другими женщинами в вагоне. Потом она обернулась и две или три секунды смотрела ему прямо в лицо. Когда она подняла голову, ее волосы откинулись назад. У нее были большие темные глаза, длинные черные ресницы, казавшиеся еще чернее от соседства с белками. В глазах почти не чувствовалось монгольской раскосости, хоть они сильно суживались и слегка приподнимались к вискам. Теперь, увидев глаза и все ее лицо, Рори больше не сомневался — она была красива. Очень красива. Это была экзотическая, непривычная красота. Она рождается тогда, когда свойственные той или иной расе черты, которые обычно кажутся некрасивыми людям иной расы,  изменившись и  соединившись неведомым образом, претворяются в совершенно индивидуальный образец красоты, самобытный и неповторимый. Девушка явно не гналась за ней — красота просто была ее свойством, которого не могли изменить ни чрезмерный уход, ни небрежение.