Чувство Родины - [18]

Кто шел в огонь

Со школьной парты,

С лугов, прокос не докосив…

Моя история О парне,

Каких немало на Руси.

Им люди имена вверяли,

Которые из века в век

По-свойму олицетворяли

Спокойствие озер и рек,

Простор полей в ночных туманах,

Тропинки в утренней росе.

Антоны, Прохоры, Иваны…

Да разве перечислишь все,

Все имена,

Где столько сини,

Где столько света и тепла!

Ну, вот хотя бы взять — Василий.

И синь ясна, и даль светла.

Я этим именем неброским

Назвал героя прошлых дней,

И да простит меня Твардовский

При всей суровости своей.

Василий…

Пахнет сонной мятой.

И холодком зари лесной.

Василий!

Тишина подмята.

И на границе гибель брата.

И дым над отчей стороной. Василий,

Путь в бессмертье начат,

Последний путь

В твоей судьбе.

Василий,

Слышишь, мама плачет

И причитает по тебе.

Первый плач матери

Уж ты, радость моя,

Ой да последняя!

Улетаешь ты

От родных краев,

От земли, где спит

Батька родный твой,

Где до встречи с ним

Жить мне, маяться.

Неспроста, знать, тебя

Потребовали

На чужую сторонушку

Дальне-дальнюю.

Города там, говорят,

Белокаменны,

Только ими любоваться

Будет некогда.

Навалилась на Россию,

Нашу матушку,

Ой, великая война

Да кроволитная…

Станут вас учить,

Добрых молодцев,

Приучать ко ружью

Да казенному,

Ко штыку

Да ко вострому,

Ко сабле

Да ко быстрой.

На часах стоять

Да на минуточках,

Повострей смотреть

Ночьми темными,

Почутчей слушать

Ушми молодецкими,

Побойчее быть

Да поуверистей,

Не сдаваться

Ворогу поганому,

Поганому

Да лиховитому,

Лиховитому

Да ядовитому.

Уж ты, дитятко мое,

Ой да роженое!

Не отдай же ты

Фашисту распроклятому

Ни одного лоскутка

России-матушки.

А уж мы да вам поможем

Повыстоять,

Отстоять поможем

Да повытерпеть…

Ой, земля, земля,

Дела давние,

Дела давние,

Края дальние!

Много вас, молодцов,

Да уложено

В тех краях далеких

Да угроблеио —

С молоду веку

До середины веку!

Учены вы да были рощены,

Не заработали

Гроба соснового,

Гроба соснового

Да савана белого.

Не омыта ваша кровь горячая,

Не закопаны вы

Да во желты пески,

Не надето на вас

Платье чистое.

Прострелены

Да груди белые,

Оторваны

Ой да буйны головы…

Глава вторая

«Ни лоскутка России…»

Где там!

Врагу огни Кремля видны.

В шинели серые одета

Одна десятая страны.

Ну что ж!

Не привыкать России

Держать пред будущим ответ…

А вспомнят ли тебя, Василий,

В тиши послевоенных лет?

Не скажут ли На белом хлебе

Юнцы возросшие в тепле,

Что ты

Придуман мной,

Что не был,

Что даже не жил на земле,

Что это я идеи ради

Сквозь ту окопную беду,

Как на смотру,

Как на параде,

Тебя, красивого, веду?

Так скажут те, кто, не надеясь

На собственную правоту,

Внесут в понятие «ИДЕЙНОСТЬ»

Сомнительную широту.

С той широтой

Померкнут грани

Меж злом и праведным добром.

Ту широту и обэкранят

И лихо выпишут пером.

И молодым, не знавшим горя,

Привыкшим к чувственным словам,

Дадут слепую грусть по морю,

По неоткрытым островам.

Взамен армейских побратимов,

Идей, что в смертный бой ведут,

Дадут им парус бригантины,

Маршрут сомнительный дадут.

Бездумную тоску разбудят

По легкой жизни, по тряпью.

И кое-кто легко забудет,

За что

Василий пал в бою…

Не знал он, что героем станет.

А что он знал?!

Да ничего.

Он знал, что был Иван Сусанин

За три столетья до него.

Он верил в гром Бородина,

Он песни о гражданской слушал

И пел о девушке Катюше,

Хмелея, словно от вина.

Обычный парень, сын крестьянки,

В семье возросший без отца,

Он смело шел на вражьи танки

И хороня друзей останки,

В победу верил до конца.

Был славным пахарем Василий,

Солдатом был врагам на страх.

Тысячелетие Россия

Нуждалась в этаких сынах.

И каждый был из них солдатом

На протяжении веков.

И в том земля не виновата,

Она рожала мужиков.

Рожала для трудов спокойных,

Для самых мирных дел земли.

Но ей навязывали войны!

И пахари в солдаты шли.

И каждый знал о том, что тело

С душою не одно и то ж,

Что Родина — святое дело:

Умрешь,

А вроде не умрешь.

Так верьте, молодые, верьте

В нелегкий путь своей страны,

И в ту Республику Бессмертья,

Что возмужала в дни войны.

Глава третья

Эх, мама, мама…

Меркнут дали.

В глазах от пламени темно.

На днях Орел с боями сдали,

Но не сдаемся все равно.

Война.

Не привыкать к утратам.

Идут жестокие бои.

Ты верь,

Я честно мщу за брата,

За слезы чистые твои.

Безлесье…

Все как на ладони.

Идем в пристрелянных полях.

День изо дня друзей хороним.

И спим, как кони,

На ногах.

Мне Костромщина наша снится.

Ее леса…

А здесь ни пня,

Ни деревца, чтобы укрыться

От перекрестного огня.

Но думаю: минуют годы,

Неся с собою тишину,

Я выучусь на лесовода

И разводить леса начну.

И в этот край,

Где волен ветер

Творить, чего захочет сам,

Войдет мой лес, широк и светел,

Как ровня костромским лесам.

И в черноземном этом крае,

Что потемнел за дни войны,

Березы песни заиграют

Среди безбрежной тишины.

И в том лесном разноголосье,

Что сладко растревожит мир,

Раздастся трубный голос лося,

Идущего на брачный пир.

Здесь будут чудо-урожаи,

Коль зашумят, земли краса,

Горячий воздух остужая

И лютый ветер отражая,

Земли краса — мои леса.

Вот видишь, мама, размечтался.

А всяко может быть. Война!

Я надолго с тобой расстался,

Но это не моя вина.

Я на судьбу свою не плачусь.

Пока перед тобой в долгу,

Я верю, что вернусь.

Иначе

Я даже думать не могу.

Прими сыновнее спасибо

За все добро, тепло твое,

За то,

Что мне дала Россию

И право Защищать ее!

И не казни, что отступаем.

Бывает, надо отступать.