Чувство Родины - [13]

Над родиною всею.

Но голос твой

Под стать осенним краскам,

Под стать березам,

Плачущим в ночи…

Ну, что ж, и грусть по-своему прекрасна,

Играй, что хочешь,

Только не молчи.

Учи любить, но и грустить учи.

У грусти есть особые слова,

Особая мелодия и звуки.

Вы видели,

Как падает листва,

Как к журавлям в предчувствии

Разлуки

Березы

Обнаженно тянут руки?

Вы слышали, как шепчется река

С плывущими над нею облаками?

Все это стало музыкой рожка,

Пронизанной осенними ветрами

И почему-то

Позабытой нами.

Звучи, рожок Смоленщины моей,

Пленяй своей свободною игрою.

Храни прощальный поклик журавлей

До встречи с ними

Вешнею порою

И верь,

Что та пора не за горою.

Когда она придет путем своим,

Не смей печалью беспокоить душу,

Звени скворцом или ручьем лесным,

Я сына позову

Тебя послушать,

Чтоб не был он к природе равнодушен.

Он должен верить

В правоту реки,

Раскованной и бешено летящей,

Он должен знать,

Что живы родники,

Что жизнь пришла в безжизненные

Что будущее наше — в настоящем.

Ну, а пока

Грусти, рожок, грусти,

Я эту грусть взволнованно приемлю.

А то, что сына нет со мной,

Прости!

Зачем ему в печали видеть землю?

Все впереди у наших сыновей:

И грусть, и радость,

И печаль, и горе…

Звучит рожок Смоленщины моей

В осеннем вечереющем просторе.

И звуку грусти зябкий ветер вторит.

О ЛИСТЬЯХ

Листва — она по-разному шуршит.

Весной, совсем усталости не зная,

Она минуты не живет в тиши,

Она звенит —

Она ведь молодая.

А летом глуше слышен шум ее —

Ведь молодость ушла с весенним громом,

Она уже по-новому поет

И думает о жизни по-иному.

Придет сентябрь,

Придут крутые дни,

И листья загрустят и пожелтеют,

С глухим ворчаньем упадут они

И на земле под утро поседеют.

МАСТЕРУ ХОККЕЯ А. ФИРСОВУ

Сигары. Сигареты. Фиксы.

И господа кричат: «О'кей!»

А мой однофамилец Фирсов

Им демонстрирует хоккей.

Бей, Анатолий!

Так и надо.

Мы в каждом деле — как в бою.

Не зря Америка с Канадой

Твердят фамилию твою.

Удар! —

И снова вынимает

Противник шайбу из ворот.

Тебя по-братски обнимают

Ребята, молодой народ.

Ты понимаешь,

Что обязан

Своим ударом только им,

Тем бескорыстным, ясноглазым

Друзьям, соратникам твоим.

Бей, Анатолий!

Я доволен.

Дерзай на ледяной тропе.

Но знай,

Что я ведь тоже воин

И мне труднее, чем тебе.

Не многие меня с удачей

Вот так поздравят, от души.

В литературе все иначе,

Хоть лучше классиков пиши.

Не подбегут

И не обнимут,

Не скажут «Здорово!»,

И вот

Один пройдет с ухмылкой мимо,

Другой завистливо вздохнет.

Возникнут суды-пересуды

И кто-то жарко запоет,

Мол, бьет по праздникам

Посуду,

Мол, он по будням

Водку Пьет.

Пусть болтовня идет по следу!

Пусть будут трудности в пути!

Фамилию отцов и дедов

Нам нужно с честью пронести,

И в жизнь врываться без доклада,

Храня уверенность свою.

Бей, Анатолий!

Так и надо.

Мы в каждом деле, как в бою!

НА ВОЛГЕ

Над нами чайки —

Это добрый вестник.

Под нами —

Воды молодых морей.

Негромкие,

Взволнованные песни,

Простые песни наших волгарей!

В них есть слова

О Родине, о долге,

В них слышатся раскаты

Давних гроз…

Плывем по Волге

И поем о Волге,

И друг от друга

Не скрываем слез.

Закат играет на воде упругой,

И песня уплывает далеко,

И я сквозь слезы

Вижу слезы друга,

И на сердце становится легко.

Легко-легко…

Ведь это слезы счастья

И гордости за мой родной народ!

Уже мигают бакены все чаще,

И полночь над просторами встает.

Пора уснуть.

А нам на спится долго.

Мы смотрим вдаль,

Волнуемся, поем.

Кормилица и труженица Волга

Задумалась

О чем-то о своем.

БОЛГАРИЯ

Славу Христову Караславову

Ты полстолетия упрямо

Рвалась на волю

Из цепей.

И были низенькие храмы

Вершиной

Вольности твоей.

А их мечети заслоняли.

И минареты,

Как столпы,

Столетия напоминали,

Что сыновья твои —

Рабы,

Что полумесяцы ислама

К былому

Заслонили след,

Что отошла

Былая слава

Твоих дерзаний и побед.

И люди молят.

Люди просят

По всей истерзанной земле:

— Явись, явись, победоносец,

Святой Георгий, на коне…

Болгария!

С вершины братства

Мне боль твою понять легко.

Мы тоже знали

Цепи рабства

И цену

Рабства трех веков.

С вершины братства

Наша слава

Превыше всякой высоты:

На полумесяцах ислама

Стоят

Победные кресты.

И сиротливо Минареты

Молчат, безмолвные давно.

Как рабства бывшего приметы,

Как позабытые ракеты,

Которым взмыть

Не суждено!

НОЧЬ НА ШИПКЕ

Димитру Методиеву

На Шипке мгла.

Последний луч блеснул

Над Мавзолеем памяти нетленной.

И ночь пришла.

И перевал уснул.

И только звезды, как глаза Вселенной.

И я молчу

Пред вечностью светил,

Пред тишиной

На бывшем поле брани…

Я здесь еще сильнее

Ощутил,

Сколь в единеньи велики

Славяне.

На Шипке тьма.

Но та звезда светла,

Которая, конечно же, не скоро

Покинет крест,

Что над Гнездом орла

Навек застыл торжественно и скорбно.

Гнездо орла —

Гнездо моей любви

К тебе, земля, нашедшая свободу.

Здесь каждый камень —

В стонах и в крови

Болгарского и русского народа.

Здесь даже тишина —

И та скорбит.

Мигают звезды, тишину лелея.

Спит перевал.

Балканский лев не спит.

Он сторожит

Покой у Мавзолея.

МЫС КАЛИАКРИ

Метеорит легко сгорел…

Не так ли

И я сгорю когда-нибудь дотла?

Не спит маяк на мысе Калиакри,

Бесшумные

Вращая

Зеркала.

Прибой спокоен.

Ровен звон цикады.

Чуть видимый, мерцает пароход.

И до того чиста,

Легка прохлада,

Что на душе ни грусти,

Ни забот.

Вот так бы и стоял

Над звездным морем,

Глядел бы вдаль, не видя ничего,

Навек забыв,

Что есть на свете горе,

Печаль земли