Чувство движения. Интеллектуальная история - [17]

Механические принципы антиаристотелевской науки XVII века ставили под сомнение разделение на активное и пассивное состояние материи. Новая механика рассматривала движение и покой как состояния относительные, она создала научное представление об изменении движения в противоположность представлению о движении как состоянии, отличном от состояния покоя. И все же различие между активностью и пассивностью продолжало успешно существовать. Декарт, центральная фигура в споре с Аристотелем, поддерживал это различие, разделив все сущее на душу (anima, l’âme), рациональную и способную самостоятельно действовать, и тело, инертное, пассивное, способное двигаться только благодаря импульсу, приданному ему Богом в момент творения и в дальнейшем сохраненному в виде движения. Ньютоновская наука XVIII и XIX века также придерживалась незыблемости различия между активным и пассивным в рассуждениях о материи (пассивной) и о каузальных силах (активных).

В конце XVII века Спиноза и Лейбниц высказали важнейшие суждения об онтологии имманентной активности. Это имеет прямое отношение к позднейшей истории понимания чувства движения, потому что движение часто трактовалось как деятельность, совершающаяся самостоятельно, как имманентная деятельность человеческого духа. Спиноза и Лейбниц заложили основы философского осмысления природы этой имманентной активности.

Критическое рассмотрение идей Декарта было широко распространено в последние годы его жизни в 1650 году и некоторое время после его смерти. Таким был интеллектуальный контекст философии Спинозы. Спиноза приписывал мировую активность присущему материи конатусу (лат. conatus). Этот термин переводится по-разному: и как «усилие», и как «стремление». Спиноза был принципиально против картезианского концептуального отделения пассивной материи от активного движения, приданного ей в момент творения. Он также отрицал существование душ или нематериальных сил в качестве отдельных нематериальных «агентов», как в XVII веке называли нечто, производящее движение или изменение. Для Спинозы «агентом» является все, так как «всякая вещь, насколько от нее зависит, стремится пребывать в своем существовании (бытии)» (Спиноза, 2007, ч. 3, теорема 6)[29]. Уверенность в том, что деятельность или стремление (конатус) имманентно тому, что существует, связывала воедино (о чем свидетельствуют одинаковые способы описания силы) «объективную» силу изменения во «внешних» вещах и «субъективное» осознание или чувство «внутренней» силы в человеке. Для Спинозы сила или стремление есть не что иное, как сущность человеческой природы, а также то, что имманентно материи. Эта сущность обретает индивидуальность в воле (лат. voluntas) и влечении или желании (лат. appetitus) человека: «Когда это стремление относится только к сознанию, оно называется волей, а когда относится к сознанию и телу одновременно, оно называется влечением. Это влечение, следовательно, есть не что иное, как самая сущность человек» (там же, схолия к теореме 9)[30]. Если это был материализм, в котором обвиняли Спинозу, то это был материализм, в котором материя наделялась стремлением или же, как формулировалось позже, являлась разновидностью желания. В любом случае материя обладала активной силой. Сопротивление этому стремлению или силе, будь то физическая материя или человеческое тело, называется по-латыни passio (мн. ч. passiones), т. е. «претерпевание», «страдание» (ср.: passiones Dominica – страсти Господни, в этом значении слово «страсть» означает именно «страдание», а не «сильные эмоции»). Таким образом Спиноза возродил оппозицию активный – пассивный в виде стремление – пассивность в человеческой природе.

Философия Спинозы была формально дедуктивной и логической и относилась к миру вообще, но язык, которым он пользовался для описания индивидуальных человеческих качеств, темперамента и поведения, был языком того времени. (Богатство его описаний иногда заставляет современных читателей восхищаться Спинозой как величайшим психологом, исследующим эмоции.) Подчеркну, что Спиноза, описывая конатус, описывает силу, знакомую субъективному осмыслению, или, иными словами, сознанию. Такое осмысление позже стало предметом для рассказа об ощущаемом движении, которое понимается как идущее изнутри усилие человека для совершения действия.

Когда Спиноза принимал идею необходимости, а не свободной воли в человеческой жизни, он делал он это в терминах, все же приписывающих людям активность, хотя и имманентную миру, но не трансцендентальную, воздействующую на мир. Он отрицал наличие в мире случайности, поскольку у всего есть определяющая причина, но он проводил различие между самостоятельными действиями и действиями, производимыми по принуждению. Свобода существует, когда есть свободное движение мысли или тела, и свобода ущемлена, когда такое движение ограничено: «Свободной называется такая вещь, которая существует по одной только необходимости своей собственной природы и определяется к действию только сама собой. Необходимой же, или, лучше сказать, принужденной, называется такая, которая чем-либо иным определяется к существованию и действию по известному и определенному образу» (Спиноза, 2007, часть 1, определение 7). Рассуждение о вещи, которая «определяется к действию только сама собой», то есть о самостоятельном движении, привело в начале XIX века к философскому идеализму, а также питало романтические концепции о движении, воспринимаемом как осознающая себя живая сила. Чувство движения стали еще чаще связывать с чувством жизни. Спиноза более чем через столетие после его смерти перестал считаться изгоем и стал вызывать восхищение уважаемых в обществе философов, за произошедшими переменами стояли именно Гёте и философы-идеалисты. В его трудах они нашли тот самый принцип, который соответствовал их собственным чаяниям: веру в имманентную активность, в творчество природы и человека. Новое поколение философов, включая Фихте, Шеллинга и Гегеля, считало, что внутренняя активность природы в целом, наряду с внутренней активностью индивидуальной человеческой природы, проявляется в движении – движении логики в рассуждениях, движении сердца в пристрастиях, движении дыхания в органической жизни и движении нервов в жизни чувств, движении мелодии, ритма и формы в искусствах и движении свободы в истории. Движение понималось и как логическое требование, и как эмпирический факт, существующие как одна их составляющих в парах «движение – сопротивление» и «действие – скованность». «Действие – сопротивление», согласно остроумному сравнению Старобинского, существовало в феноменологическом осознании и в языке как «супружеская пара» (Starobinski, 2003).