Чувашские народные сказки - [28]

Вырыли они землянку и стали жить-поживать. Иван рыбу ловил, зверя да птицу промышлял, а жена огород завела и по дому хлопотала.

Тем временем старший и средний братья жили да день ото дня богатели. Старший вином торговал, денег без счёту выручал, а средний масло, сыр и молоко продавал, лопатой деньги загребал. Оба они женились, богатое приданое за жёнами взяли. Каждый из них выстроил себе хоромы, как у самых первостатейных купцов. Оба держали работников да работниц. Ни сами, ни жёны их не работали, вели время в пирах да в забавах. Прошло так много ли, мало времени. Оборотилась лисица стариком странником и пришла к старшему брату.

— Угости, добрый человек, странника! Поднеси чарочку винца да закусить чего-нибудь дай!

— Много вашего брата по дорогам бродит! — ответил хозяин. — Всех вином поить да кормить, так и самому есть будет нечего. Проваливай подобру-поздорову, а то и по шее получишь!

Ни слова не промолвил странник на те обидные речи и вышел со двора. И только он ушёл, как вино в роднике превратилось в воду и поднялась такая буря, никто из самых старых стариков не помнит такого урагана. Тем ураганом снесло, разметало все постройки старшего брата, и остался он ни с чем.

А странник той порой к среднему брату пришёл и стал просить:

— Не дашь ли, хозяин, дорожному человеку молочка похлебать да сыру кусочек?

— На всех не напасёшься! Сколько вас побирается! Этого накорми, тому дай, а сам потом ложись да с голоду помирай. Уходи-ка, покуда пса с цепи не спустил!

Ничего старик не сказал, выбрался за ворота и пошёл своей дорогой.

И только успел странник скрыться из виду, как все коровы обратились в галок да ворон и улетели — неизвестно куда. В ту же минуту неведомо отчего возник пожар, и все постройки сгорели дотла, еле-еле сами успели спастись. Начисто разорился средний брат, и пошли они с женой по миру.

А странник отправился к младшему брату. Зашёл в землянку и спросил:

— Не найдётся ли перекусить чего-нибудь дорожному человеку?

Молодуха засуетилась и проговорила:

— Ах, напасть какая! Муж-то уехал сети осматривать, скоро рыбы привезёт, а в доме, как на грех, ничего нет. Есть вот только хлебушек, сейчас из печки вынула, да с примесью он! Стыдно и угощать гостя!

И подала страннику целый каравай. Взял старик хлеб и сказал:

— Живёте вы, как вижу, своим трудом и с людьми ласковые да приветливые. За доброту да за честный труд отныне будете всегда жить в полном достатке, не станете знать ни в чём нужды и от своих трудов будете есть чистый пшеничный хлеб, как вот этот.

Тут странник разрезал каравай, и хозяйка глазам не поверила: хлеб оказался чистый пшеничный, и такой сладкий дух от этого тёплого каравая пошёл по избе.

В ту пору Иван вернулся домой и привёз целую лодку крупной рыбы.

И с тех пор Ивану и его жене во всём была удача. Взяли они к себе стариков родителей, а сами неустанно трудились и жили в полном достатке весь свой век.

КУКЛА

Везли на продажу воз кукол. Одна кукла упала на дорогу. Встала и пошла куда глаза глядят. Платьице на кукле беленькое, на голове новенькая тухья[7] серебром позванивает, чистенькие лапоточки поскрипывают, и сама как маков цвет румянцем горит.

Повстречался кукле воробушек.

— Далеко ли направилась, подруженька? — спросил воробей.

— Замуж собралась, жениха ищу! — ответила кукла.

— А я чем не жених? — сказал воробей. — Поди за меня.

— Пойти-то я бы пошла. Отчего не пойти. А вот ты сперва скажи: как ты поёшь, пляшешь и каково твоё житьё-бытьё?

Воробей тотчас запрыгал и запел: «Чилик! Чилик!» Потом заговорил:

— Где встретится зёрнышко, там и поклюю, в мякине поковыряюсь, а коли мясца захочется, букашек поклюю, вот какое у меня житьё-бытьё.

— Нет, воробей, не пойду за тебя. И пляшешь ты нехорошо, и песни у тебя нескладные, а в пыльной мякине я всё платье испачкаю.

Обиделся воробушек, вспорхнул и улетел. Пошла кукла дальше, а навстречу ей грач:

— Куда, куколка, путь держишь?

— Замуж собралась. Пошла жениха искать, — ответила кукла.

— А я как раз жениться собираюсь, — обрадовался грач, — выходи за меня!

— Сперва скажи, как ты поёшь да пляшешь и каково твоё житьё-бытьё, — спросила кукла, — тогда и о свадьбе речь поведём.

Заскакал грач, загорланил.

— Кра, кра! Вот как я пляшу и пою, — проговорил он. — А живу так: где что встретится, полакомлюсь, где навоз попадётся, пороюсь, поковыряюсь. Худо ли?

— Нет, грач, не пойду за тебя, — ответила кукла. — Песни у тебя грубые, пляска некрасивая, а в навозе ковыряться мне не к лицу — лапоточки испачкаю!

Ни слова грач не оказал, взмахнул крыльями и улетел прочь. А кукла дальше пошла. Шла, шла, повстречался ей мышонок.

— Далеко ли, нарядная, идёшь? — спросил он.

— Замуж собралась выходить. Пошла жениха искать, — ответила кукла.

— А я жениться хочу, невесту ищу. Выходи за меня!

— Выйду за тебя, если песни петь и плясать умеешь да житьё-бытьё у тебя хорошее.

— Пии, п-и-и, — запищал мышонок тоненьким голоском, будто на скрипке заиграл. И тут же закрутился юлой — плясать стал.

Кукла слушает да на пляску глядит. Остановился мышонок, стал про своё житьё-бытьё рассказывать:

— Пии, п-и-и! Житьё у меня — лучше и не надо: и хлеб в закромах, и масло в кадушках, и мёд! Ешь, пей, чего душа просит. А живу под амбаром — чистенько, сытно. Увидишь — залюбуешься!