Чур, я в домике! - [3]

«Всё, — подумал он. — Дошел. Дома».

— Сынок, автобус давно был? — спросил рядом старческий голос.

— А?.. Только что ушел, — ответил Максим подошедшей из темноты старушке.

Он подвинулся, и бабулька, тяжко вздохнув, опустилась на скамейку и взгромоздила рядом баул.

— В поход собираешься? — оглядев Максима, поинтересовалась старушка.

— Да нет… — сказал Максим. — Уже… отбегался.

— Уезжаешь куда?

— Наоборот, домой приехал, — он расплылся в блаженной улыбке.

— А-а-а, — протянула бабушка, утеряв значительную долю интереса и еще раз ощупала его настороженным взглядом. — С северов, что ли? — с нотками неодобрения в голосе уточнила она.

— Нет, — коротко ответил Максим. — В Киеве работаю.

— Понятно, — с неопределенной интонацией произнесла старушка.

Максим встал, подхватил рюкзак и вежливо сказав бабусе: «До свидания», пошел к своему дому. Хорошо, что идти было совсем не далеко, квартал за поворотом на Спортивную, потому что снова начал накрапывать дождь.

Возвращаться домой после долгого отсутствия каждый раз было волнующе приятно. Вот провела его до подъезда почти не видимая в темноте диагональная пешеходная дорожка, вот скользнул под ноги красный кленовый лист из детского садика во дворе, вот встретил приветливо светящийся под козырьком у входа цилиндрический плафон, похожий семисотграммовую банку из-под венгерского компота. Порадовало даже объявление об отключении на два дня горячей воды, приколотое кнопками к деревянной двери. И свежий номер «Науки и жизни», белеющий в круглых дырочках почтового ящика. И лифт с расплавленными целлулоидными кнопками. И велосипед брата на лестничной площадке — не обычный «Орленок», а ультрамодный «Олимпийский».

Дверь открыла мама в кухонном переднике. Всплеснула руками:

— Максимка! Наконец-то! С утра тебя ждём! Ну, раздевайся. Как добрался?

— Привет, мамочка! Все нормально, — обнимая ее, ответил Максим.

Радостно улыбаясь, вышел из своей комнаты младший брат-школьник, и даже папа оторвался от своей любимой телепередачи «Очевидное невероятное», чтобы поприветствовать сына.

Максим скинул ботинки и прошел в свою комнату. Не зажигая света, положил на стол скрученный в трубочку журнал, приоткрыл форточку, провел пальцем по запылившимся корешкам книг. Все здесь было на своих местах: полки с книгами, между стеклами — вырезка из журнала «Советское фото» — улыбающийся Юрий Гагарин, модели самолетиков над письменным столом, карта мира на стене, ажурная салфетка на спинке кресла, аспарагус на подоконнике и игрушечный медвежонок из синего синтетического меха на спинке дивана.

— Максимка, ну что же ты? — в комнату заглянула мама. — Раздевайся, мойся, садись ужинать — сырники будешь?

— Да, да, сейчас… — пробормотал Максим.

Он все еще не мог до конца проникнуться мыслью, что можно больше никуда не бежать. Можно расслабиться, попить чаю с сырниками и посмотреть по телеку «Очевидное невероятное».

— Надолго ты? — спросила мама.

— На неделю, как обычно…

Мама покачала головой и ушла в кухню, ворча для порядка:

— Что ж тебе в этом Киеве, как медом намазано… Мотаться туда… Как будто у нас тут работы нет…

Дождь на улице разошелся не на шутку, вместе с упругими порывами ветра холодными зарядами барабаня в стекло.

Индра Незатейкина, 2011