Чумные ночи - [181]

А спрятался он в поместье, принадлежавшем Али Талипу, богачу из городка Думанлы, через который в бытность свою губернатором Сами-паша приказал провести телеграфную линию, отчего местные толстосумы очень его полюбили. Поместье окружала каменная стена, вход и окрестности стерегла вооруженная охрана, так что внутри было безопасно. Туда не могли проникнуть ни беглецы из крепости, самовольно вселявшиеся в брошенные здания и даже в населенные дома, ни бандиты, бродяги и зачумленные. Охранники, недавно прибывшие с Крита и сразу осевшие в этой отдаленной от столицы местности, не знали бывшего губернатора в лицо. Скорее всего, думал Сами-паша, они и ведать не ведают, что это за человек такой – губернатор Мингера.

Почувствовав себя в безопасности, Сами-паша стал выходить за пределы поместья и совершать прогулки по высоким Албросским горам. Во время одной такой вылазки он повстречался с тремя мужчинами среднего возраста, которые, сбежав из Арказа от чумы, жили в горах, и те узнали губернатора в энергичном, но усталом человеке. Сидя в здешней глуши, они ничего не слышали ни о Свободе и Независимости, ни о Командующем, ни о том, что к власти теперь пришел шейх Хамдуллах, так что им стало любопытно, каким это ветром занесло сюда губернатора. И они принялись рассказывать о встрече направо и налево. Через два дня эти трое снова увидели Сами-пашу на другой вершине, с которой открывался великолепный вид.

Еще через день из столицы прибыли полицейские в штатском, арестовали Сами-пашу, доставили в Арказ и посадили в крепость, в самую близкую к морю, сырую и темную камеру Венецианской башни.

Сами-паше была знакома эта похожая на пещеру камера, куда порой забирались крабы: однажды он посадил сюда по обвинению в шпионаже бородатого актера, игравшего главную роль в спектакле «Царь Эдип», который показывала театральная труппа из Греции, а на следующий вечер зашел его навестить. Царивший в камере мрак способствовал мрачным мыслям. Сами-паша неустанно винил себя в том, что все, все пошло прахом. Почему он не смирился со своей отставкой, почему не отбыл к месту нового назначения, а вместо этого цеплялся, словно капризный и дерзкий юнец, за свое прежнее кресло? Неудивительно, что он потерпел неудачу! Конечно, отказ принять новое назначение был самой большой его ошибкой. Почему же он ее совершил? На этот вопрос Сами-паша каждый раз давал один и тот же ответ: потому что он очень любит Мингер! Или Марику? Для него это было одно и то же. В ту ночь, когда он бежал из Арказа, Марика вела себя достойно и храбро, подвергая опасности свою жизнь ради него.

Сами-паша не знал никого, кроме Марики, кому мог бы довериться, кого мог бы просить о помощи. Станет ли доктор Нури подвергать себя опасности, чтобы вытащить его из тюрьмы? Может быть, его участь опечалит Пакизе-султан? Но и они теперь, когда власть оказалась в руках бешеных шейхов, превратились в заложников нового правительства, и положение их мало чем отличалось от участи несчастных чиновников-турок, запертых в Девичьей башне. А вдруг английский консул Джордж сможет надавить на шейха Хамдуллаха и добиться, чтобы старого друга выпустили из тюрьмы? Сами-паша решил написать консулу письмо. Но сначала требовалось раздобыть бумагу и перо.

Так и не написав никому, что находится в тюрьме, Сами-паша отправился под суд. Был понедельник, 12 августа. К этому времени эпидемия бушевала на острове с невиданной силой, и, поглощенные мыслями о собственном выживании, все настолько позабыли обо всем остальном, что организацию судебного процесса можно признать успехом правительства Ниметуллаха-эфенди.

Сами-паша не сомневался, что шейх Хамдуллах захочет покарать человека, по чьему приказу был повешен его брат, – покарать так, чтобы это всем послужило уроком, но по приговору суда и за совершенно другие провинности. Он думал, что против него будут свидетельствовать люди, которых без всяких на то оснований безжалостно ввергли в изолятор, или же те, кого под предлогом борьбы с заразой лишили дома. Допускал Сами-паша и возможность обвинения в пособничестве Абдул-Хамиду. Но вот то, что его привлекут к ответу по делу о Восстании на паломничьей барже, закрытому три года назад, ему в голову не приходило, и потому он был, можно сказать, ошарашен, когда, войдя в зал суда и усевшись на недавно отполированный стул, увидел напротив себя родственников убитых хаджи, а также некоторых работников карантинной службы того времени.

Узнав о том, что к власти пришли шейх Хамдуллах и его наиб в войлочном колпаке, жители деревень Небилер и Чифтелер, чьи родственники погибли во время Восстания на паломничьей барже, устроили у себя в деревнях праздник и сразу собрались в дорогу. Они не знали, что столица переживает самые кошмарные дни эпидемии, а если бы и знали, это, скорее всего, никак на них не повлияло бы. Через два дня крестьяне добрались до Арказа и обратились к премьер-министру Ниметуллаху-эфенди с просьбой возобновить рассмотрение дела, которое они три года назад проиграли из-за предвзятости суда, чтобы получить наконец возмещение за гибель своих дедов, отцов и братьев.