Чума теней - [3]

– Связываться с рыцарями опасно, – медленно произнёс Квашня.

– Если это рыцарь, то где золотые шпоры? – резонно возразил Соловей. – Родовитый человек может проиграть на турнире боевого коня и доспехи, разориться и заложить в ломбарде меч, но, клянусь задницами трактирных девок, спесивцы не расстаются с золотыми шпорами и под угрозой голодной смерти. Даже если придётся продать последние штаны, остаться совсем голым, шпоры-то уж аристократик всегда найдёт куда нацепить.

Копейщикам пришлось зажимать кулаками рты, чтобы не разбудить своим смехом незнакомца, которого Квашня записал в рыцари.

– Ты вообще определись, дружище, – продолжал, чувствуя поддержку товарищей, напирать Соловей, – то он у тебя оборотень, то маг, то рыцарь… У страха, конечно, глаза велики, но чтобы так наложить в штаны…

– Мне ещё не пришлось сражаться на поле боя, в отличие от тебя, но труса я никогда не праздновал; можем выяснить на заднем дворе, кто там что наложил и какими ложками, – с достоинством ответил Квашня. – Что мешает ему быть и оборотнем, и рыцарем и магом одновременно? Предположим, какого-то рыцаря укусил оборотень… а до этого научил магии какой-то колдун. Разве такого не может быть?

Соловей сплюнул. С фантазией у Квашни полный порядок. И его слова заронили зерно сомнения в копейщиках. Тем более что кроме колдовского плаща нашлись ещё странные предметы. Например, пластина из незнакомого металла со вспыхивающими непонятными символами. Или мешочек мела. Зачем обычному человеку носить с собой постоянно мел? Следы мела обнаружились и на клинке. Для чего незнакомцу упражнять меч на меловых кучах? Если он не колдун, то как минимум сумасшедший, а эти люди порой пострашнее чернокнижников. Да и обижать тех, кто от природы разума лишён, запрещают все религии всех стран мира.

Но нашёлся в багаже незнакомца и предмет, который помог Соловью перетянуть копейщиков на свою сторону.

– Да какой он рыцарь! Какой маг! Он обычный вор. Клинок им украден, как и плащ. Вот, видишь этот пояс, Квашня? Видите, ребята? Эти крепления – они для отмычек.

– Да-да, пояс воровской… или разбойничий… Квашня, Соловей прав, он вор.

– Спасибо за поддержку, дружище. Семь ножей на поясе – это специальные ножи для метания. Оружие, которое используют воры и разбойники, но никак не аристократыши или боевые маги. Больше того, я тебе даже назову, чьей работы сей поясок и железяки… Ну, точно, Трёхпалого Лирна! Вот его знак! Гром и молния… Трёхпалый Лирн… а мужик издалека прибыл.

Соловей понял, что сболтнул лишнего. Вот уж чем-чем, а знанием оружейников и кожевников, работающих на ночную армию, блистать не следовало. Не ровен час, дойдут до ушей герцога слухи, чем один его солдат раньше зарабатывал на жизнь, и в этот раз от палача уже не на своих ногах уйдёшь. Следовало немедля отвлечь озадаченных друзей, напомнить, зачем они, собственно, и пришли сюда.

– И вообще, хватит собачиться! В знак доброго расположения, Квашня, со своей доли обещаю тебе снять в соседнем трактире настоящую девку. Не чета местным. Вот тогда и поймёшь, что такое баба, на что она способна ночью. Пора бы завершить шутку, ребята? Давай скорей, а то придурок вот-вот разбудит сам себя своими стонами.

Незнакомец действительно так извивался на кровати, что ясно было: близки те пределы, за которыми мозг, спасая рассудок, выходит из мира снов.

Что же, страхи преследуют несчастного?

Страхи. Детские – они самые сильные. И не отпускают порой так долго…

Всего одно воспоминание врывается в сон. И вот, словно и нет тебя, опытного зрелого воина. Ты снова беззащитный ребёнок. Из оружия – только слёзы. Против врага, которому нипочём ни стрелы, ни копья. Они, кто не даёт тебе и твоей матери покинуть чумной город, тоже знают, что сражаться бесполезно. И что единственная надежда спастись – всего одна улица, ещё не тронутая заразой. А значит, не будет на этой улице пощады слабому и милосердия к беззащитному.

– Именем барона! Вначале женщины и дети! Только женщины и дети!

Но напрасно пытается призвать к порядку охрипший от криков рыцарь. Горожане обезумели – безразличен позор, когда в спину дышит смерть. Не все люди такие, но когда таких собирается большинство, честному человеку почти невозможно что-либо сделать.

Рыцарь слишком поздно понял, что иного способа остановить панику нет, и приказал взяться за мечи. Его самого уже стаскивали с лошади и втаптывали в грязь. Его бойцов вдавливали в стены, не давая пространства даже обнажить клинки.

Стоны. Вопли. Проклятия.

Рыцарь не хотел такой смерти. Он мечтал погибнуть в честном бою, а не быть растоптанным простолюдинами или ещё хуже: уцелеть ценой множества переломов и встретить вместе с остальными жертвами давки чумную волну.

Это придало сил. Ему получилось выбраться, получилось вернуться в седло. И было ясно, что толпу уже не остановить, успеть бы спасти свою шкуру. Будь рыцарь при полных доспехах и на боевом коне, то даже в одиночку бы потоптал безоружных простолюдинов. Но когда в городе Чума теней, только безумец наденет латы и предпочтёт дистриэ более быстрому коню.

Рыцарь не был безумцем, хотя его поступок показался бы чистым сумасшествием всем, кто не верит в законы чести. Даже зная, что это ни к чему не приведёт, он не оставил в беде тех, у кого не было шансов выжить в давке по причине возраста или пола. Пытаясь расчистить им дорогу, всадник срубил пару голов и сбил конём на мостовую с десяток тел. А потом его опять стащили с седла.