Чума на оба ваши дома - [97]

Бартоломью не отводил взгляда от глаз Стэнмора.

– Так как? – повторил он.

– Это не то, что ты думаешь, – проговорил его зять устало. – Наша группа не потворствовала убийству. Существуют иные способы. Шепнуть канцлеру словечко, что видели, будто ранним утром из его комнаты выходят женщины. Или даже мальчики. Пустить слух, что он слишком много пьет или что в его колледже зреет недовольство. Не обязательно убивать, чтобы сместить человека с должности. К тому же если Элкот шпионит на Оксфорд, как говорят наши сведения, ему в любом случае не следует управлять вашим колледжем, ты не находишь?

– Но кто вы такие, чтобы судить? – спокойно спросил Бартоломью.

Он обвел взглядом всех троих, и внезапно ему стало тошно. Он двинулся к выходу. Племянник преградил ему путь. Бартоломью не хотелось применять силу, и он остановился.

– Мы не сделали ничего дурного, – с достоинством сказал Ричард, – только пытались разобраться с этим неприятным делом, чтобы не было больше смертей. Я поступил бы точно так же снова. И еще я хочу, чтобы ты знал вот что: отец через сеть шпионов пытался выяснить для тебя хоть что-то о Филиппе. Он потратил уйму денег и убил немало времени, двигаясь по ложным следам и задавая вопросы от твоего имени. Как и мы все. Позапрошлую ночь мы с отцом просидели в этой мерзкой «Королевской голове», потому что кто-то сказал нам, что там будет путник, который мог видеть Абиньи на лондонском тракте.

Перед глазами Бартоломью промелькнуло воспоминание. После того как он встретился со своей доброжелательницей у чумной ямы, ему почудилось, будто он видел Стэнмора, выходившего из «Королевской головы». Значит, глаза его не подвели.

– Прости, – сказал Стэнмор. – Мы отыскали того путника, но он ничего не смог поведать нам об Абиньи.

Пристыженный, Бартоломью смутился. Он так запутался во всей этой лжи, так привык подозревать коллег в интригах, что невольно подошел с той же меркой и к своим родным. Возможно, подобным же образом он заблуждался насчет Филиппы и Абиньи. В аккуратном кабинете Стэнмора царил теперь полный разгром, повсюду были разбросаны свитки, из потолка торчала арбалетная стрела. Бартоломью упал на скамью, не понимая, что именно лишило его сил: то ли открытие, что явная причастность его родных к заговору оказалась совершенно безобидной, то ли потрясение, которому его чувства подверглись за последние несколько часов.

– Мне страшно даже представить, что скажет Эдит, если узнает, что ее любимого брата едва не застрелили в кабинете ее мужа, – срывающимся голосом сказал Стэнмор.

– Твой управляющий, похоже, сначала стреляет, а потом думает, – сказал Бартоломью, и голос у него тоже дрогнул, когда он вспомнил, как быстрая реакция зятя спасла ему жизнь. – Напомни мне никогда не спорить о цене на сукно в твоем кабинете.

– Мы заигрались в опасную игру, Мэтт, – продолжал Стэнмор. – На тебя напали у реки; Жиль Абиньи занимается какими-то странными делами под моей собственной крышей, а на нас с Ричардом той ночью напали разбойники. Хью спас нам жизнь, как и тебе тогда на реке. Без сомнения, ответственность начинает сказываться на нем. За тридцать лет службы ему ни разу не доводилось пускать в ход свой арбалет, а тут за считаные дни пришлось стрелять трижды.

Бартоломью потрясенно переводил взгляд с племянника на зятя.

– Напали?

Ричард закивал головой.

– Когда мы выходили из «Королевской головы». Четыре человека поджидали нас в засаде прямо за воротами. Хью пристрелил одного, а другого взял в плен.

– Это были фермеры с шелфордской дороги, – сказал Стэнмор. – Наслушались, как просто стало красть в Кембридже, когда столько народу умерло от чумы, и надумали сами попробовать. Конечно, мертвого или умирающего обокрасть проще простого, но эти четверо постеснялись и решили обокрасть живого.

– Шерифу следовало бы отдать приказ стрелять в любого, кто покажется на улице после наступления темноты, – заметил Стивен. – Его небрежение – причина всех безобразий.

– А если бы вас застукали, когда вы вчера возвращались из пансиона Бенета? – парировал Бартоломью. – За мной больные нередко посылают по ночам, и я не обрадовался бы, если бы меня подстрелили, не дав возможности объясниться.

– Да, Стивен, вчера ночью мы не смогли бы объяснить, что делаем на улице, – согласился Стэнмор. – Мы дали клятву хранить тайну и не смогли бы раскрыть караульным, где были и что делали.

Стивен кивком выразил согласие, и повисла тишина. Взгляды всех четверых словно магнитом тянуло к стреле в потолке.

– Что скажет мама? – проговорил Ричард, повторяя отцовские слова.

– А зачем ей об этом знать? – слабо улыбнулся Бартоломью.

– Что ж, хвала Господу, все разъяснилось! – искренне воскликнул Ричард, и его природная жизнерадостность взяла свое. – Мне ужасно тяжело было таиться от тебя, дядя Мэтт. Мы все хотели рассказать тебе, но боялись, как бы это не подвергло тебя опасности – ведь ты живешь в Майкл-хаузе. Мы пытались вытащить тебя оттуда, но там все-таки твой дом.

Бартоломью улыбнулся племяннику. Ричард мог делать поразительно зрелые наблюдения, но высказывания его порой звучали по-детски наивно. По всей видимости, юноша искренне полагал, что сцена, разыгравшаяся в отцовском кабинете, не нанесла никому серьезного вреда, и был счастлив продолжать жить в точности так же, как и до нее.