Чудовы луга - [8]

— Ну, — спросила Ласточка, — Живой? Рано помирать собрался. Господь тебе побольше отсыпал…

…Скрипит игла. Скрипит колесо. Осенним дождем текут воспоминания.

Фыркают и звенят сбруей лошади.

Возчик зашебуршился снова, ругнулся под нос за стеной. Фургон резко дернулся и остановился. Ласточка схватилась за край полога, вымочила пальцы.

— Вона, — сказал он. — Гляди ко.

Проводник хмыкнул, что-то глухо стукнуло.

— На, выпей. На это дело натрезвяк смотреть вредно.

— Далеко, не видать. Торчит чегой-то посреди дороги.

— Дурной знак — шиммелевы воротца. Егойный знак.

Ласточка прислушалась. Снаружи доносилась разнообразная солдатская ругань, потом повелительный голос сэна Мэлвира. Она уже приучилась отличать его — глубокий, ровный баритон. Сразу ясно — привык командовать.

Пронзительно затрубил рожок, снова заорали впереди, фургон и не думал двигаться с места.

— Лорд Кавен часовен понастроил на дорогах, — гнул свое проводник. — Давно еще. Как граница вроде. А местные теперь шиммелево отродье почитают. Боятся. Не, ты глянь, глянь…

Ласточка подумала немного, отложила шитье, спрятала иголку в игольник на поясе. Зашнуровала поплотнее добротные сапоги с просмоленными швами, натянула грубого сукна плащ. Плащ застегивался спереди на пуговицы и чехлом защищал лекарку от непогоды.

Она спустилась на дорогу, поморщилась, наступив в жидкую грязь, вышла на обочину, где росла трава.

— Ты куда, эй? Ласточка? — возчик перегнулся с козел, не выпуская вожжи из смятых артритом пальцев, дохнул перегаром.

— Пройдусь. Ноги затекли.

— А ты лучше с нами посиди? Глотнешь сладенького?

Лекарка покачала головой, хлопнула по крупу тощего гнедка. Тот добродушно отвесил губу.

— Я, Горбушка, не пью, ты ж знаешь. Руки дрожать будут, и тебе же потом лишнее отрежу. Прогуляюсь.

— Не, ну до чего бабы любопытные! Понесло ее под дождь, — послышалось за спиной.

Ласточка пошла вперед, мимо терпеливо ждущих лошадей, вереницы обозных телег, прикрытых рогожами, мимо застывших всадников, мокнущих в сером мареве, мимо пеших воинов в тусклых кольчугах и бурых кожаных куртках.

Мэлвир Соледаго вел в леса Элейра немаленькую армию. Фыркали сытые рыцарские кони с гривами, подстриженными щеткой, переступали копытами. Солдаты провожали идущую по обочине Ласточку хмурыми взглядами, дождевые капли собирались на наплечных щитках, стекали по рукавам. В два цвета крашеные щиты покачивались за спинами, короткие ножны оттопыривали складки плащей. В лужах завивалась белая пена — как в супе.

Боевые псы Маренгов, белые, мордастые, широкогрудые урсино в стеганных попонках, стояли известковыми изваяниями — ни звука.

Впереди на дороге маячило что-то темное, не разберешь. Пятно на дороге, арка, дверь, черт-те что…

Шиммелевы воротца.

Ласточка добралась до головного отряда и остановилась, отирая влагу с лица. Непослушная прядь выбилась из аккуратной прически и липла к щеке.

Соледаго, без шлема, с откинутым кольчужным капюшоном, башней высился на своем прянично-соловом жеребце, здоровом, как корабль. Лицо бледное, глаза рысьи, злющие, губы сжаты, четко прорисованные золотистые брови — как приклеенные.

Рядом недовольно переговаривались лорд Радель и второй командир, черноволосый и сероглазый — сэн Марк Энебро с Ока Гор. Его роскошные серебряные доспехи куда-то делись, и он был как все — в простой полнорукавной кольчуге. Гнедой конь в стеганой синей попоне — Ласточка помнила, что он гнедой, но масти можно было судить только по носу, ушам, да заляпанным грязью бабкам — помахивал хвостом.

Как раз в районе конской морды маячил проводник, мял в руках войлочную шапку, шмыгал носом, но глядел упрямо.

— Негоже, — повторил он, приседая от страха. — Проклятье от того может сделаться. Не трожьте, благородный сэн, ну его.

Ласточка пригляделась и поняла, наконец, что затормозило и без того медленное движение армии.

Когда-то это была часовня для проходящих путников: просторная и глубокая арка из темного дерева, поставленная прямо на дороге. Дверь, преграждающая путь, отсутствовала, зато имелась двускатная крыша, выложенная серой дранкой. Такие делают у колодцев. Открытая нишка под скатом крыши раньше вмещала благочестивую статую.

Теперь там известково белел старый череп.

Длинный, с темными проваленными глазницами и треугольным выростом на месте носа — лошадиный.

Кто-то поставил его на место Невены, Госпожи дорог, а рядом привязал выцветшие ленты, пучки осенней рябины и грозди бронзовых колокольчиков — вроде тех, что вешают на шеи козам.

Соледаго нахмурился еще сильнее, выслал коня вперед, едва не сбив проводника, опустил копье и ударил.

Хрустнуло, брызнули белые осколки, остатки черепа вынесло из ниши на дорогу. Следом посыпался ворох погнившей уже травы.

Аир, череда, осока. Ягоды рябины и боярышника.

— Не потерплю богохульства и суеверий в собственной армии! — рявкнул Мэлвир и двинул лоснящегося бежевыми боками жеребца в арку, разрывая пряди тумана.

Снова загудели сигнальные рожки, и войско пришло в движение, как ладно пригнанный механизм — неохотно, но неостановимо шагало сквозь пустые ворота, одиноко возвышавшиеся посреди чистого поля.

Ласточка постояла немного, подождала, пока подъедут лекарские фургоны, и забралась обратно. Внутри оглушительно пахло аиром.