Чудовище по имени… - [15]

— Нет, не видел, — отец Толи выхватил из его рук свой велосипед. — Даже искать не буду: у твоего товарища бардак в комнате. Вечером приходи, заодно и уберётесь.

— Тогда я пойду, — опять вздохнул Белкин, — до свидания, дядь Петь.

— Ага, — ответил отец Толи и хлопнул дверью.

«Разозли соседа!» — не унимался радиоприёмник.

«Сохрани урожай», — добавил Слава и вышел из подъезда.

— Эй, — неожиданно окликнул его кто-то сверху, и Белкин поднял голову.

На балконе, перегнувшись через металлическую загородку, на которой висели горшки с домашними цветами, стоял дядя Петя.

— Держи! — крикнул он, и под ноги Белкину упала рогатка. Большая, деревянная, ужасно красивая.

— Спа-си-бо! — улыбнулся Слава и помахал в ответ.

Глава девятнадцатая Слава в «Объедении»

Собираясь идти на чудовище, вы должны быть уверены в том, что чудовище не собирается идти на вас, иначе случится чудовищное недоразумение!

Белкин же хорошенько собрался, и ему казалось, что он предусмотрел всё: взял тёплые вещи, вкусный ужин и страшное оружие (ничего страшнее самодельной рогатки у него никогда не было). Осталось дождаться вечера, сегодняшнего или завтрашнего (тут уж как получится) и сделать то, что было запланировано. А что было запланировано?

«Нет у меня плана», — пожал Слава плечами и постучался в дверь «Объедения». Кафе всё ещё было закрыто для гостей, о чём разборчиво гласило объявление, написанное чьей-то дрожащей рукой.

«Мы не работаем! Приходите вечером! Не стучать!» — три раза прочитал Слава и заколотил обеими руками в дверь.

Через минуту распахнулось окно, из него сначала появилась голова Марты, а затем — её рука с кочергой.

— А ну кыш отсюда, двоечник! — завопила работница кондитерской, и Белкин от неожиданности подскочил на полметра вверх.

— Ой, — увидев знакомое лицо, замерла Марта.

— Почему двоечник? — насупился Слава и скрестил на груди руки.

— Читать не умеешь, — усмехнулась работница и скрылась в помещении. — Проходи, — она распахнула дверь и за рюкзак втащила Белкина в «Объедение». — Больше никого?

— Никого, — замотал головой Слава, — я один пришёл.

В кафе сейчас было очень темно и тихо: непривычно и совсем не так, как случается здесь в выходные дни.

Окна и всё, что находилось за ними, скрывали длинные плотные шторы, тяжёлыми складками лежащие на деревянном полу. Ни одного лучика света не проникало внутрь, ни одного звука, будто внешний мир, как и сама кондитерская, замер или уснул за её стенами.

— Идём, — Марта махнула кочергой и пошла на кухню, откуда еле слышно пело местное радио.

Слава бросил рюкзак на прилавок и побежал следом.

А на кухне было всё иначе: празднично и шумно, словно готовились к царскому пиру.

Марта занималась тестом, варила в одной огромной кастрюле то ли какао, то ли шоколад, в другой — то ли компот, то ли кисель, обжаривала на чугунной плоской сковороде миндальные орешки и готовила карамель. От запахов и тепла, которые шли от плиты и печки, у Белкина закружилась голова и заурчал обиженный желудок.

— Хочешь попробовать? — спросила Марта и подмигнула.

— Нет, — ответил Слава и облизнулся.

— Так и подумала, — работница широко улыбнулась и достала с полки большую чёрную кружку и глиняную мисочку в белый горох.

— Я б здесь жил, — сказал Слава, медленно потягивая из кружки какао, — и маму бы перевёз, — добавил, бросая в рот карамельные орешки.

Марта ухмыльнулась и обеими руками влезла в таз с тестом. Пышное, как только что взбитая перина, оно радостно ухнуло вниз.

— Сделай-ка посильнее, — попросила Славу работница, и он с удовольствием выкрутил почти до упора ручку громкости радиоприёмника.

«Веселимся на полную катушку! — надрывался Ваня Соловей. — Уведите детей от динамиков и врррррубайте музыку!»

* * *

«Врррррру», — начало слова крошечным мотыльком влетело в левое ухо Боба. Окончание только ниоткуда не вылетело, потому что чудище хлопнуло по правому уху мохнатой лапой, и «байте» заметалось где-то внутри.

«Мууууаааа», — сладко зевнул Боб, широко раскрыв зубастую пасть, и, перевернувшись на спину, разбросал длинные конечности. Вокруг них одновременно поднялось несколько облачков пыли, а из-под задней левой лапы вылетело бревно.

Чудище ещё раз зевнуло, потянулось и открыло глаза. Над ним нависало удивительно непривычное небо: чересчур низкое, тёмно-жёлтое и полосатое. И деревянное, насколько Боб мог судить. Он слегка помедлил, почесал за ухом, а затем осторожно вытянул лапу вверх и провёл когтями по «небу» назад и вперёд.

«Ага, — кивнуло чудище, разглядывая на розовой ладони свежие ароматные опилки, и добавило, — ага!»

Именно так, с восклицанием.

Несмотря на то, что лежать здесь было не столь удобно, как в своей постели, Боб вылезать не спешил. Сквозь крошечные оконца, расположенные на стенах убежища почти в районе чудовищных пяток, было не видно, идёт ли дождь или уже закончился, а проверять это на своей богатой шкурке ему не очень хотелось.

Только вот любопытство, за которое Бобу доставалось непременно и всегда, не оставило чудищу ни единого шанса, и первым из надёжного укрытия выбрался тот самый, по которому он всегда и получал. Большой, чёрный и лаковый нос.

Снаружи оказалось тепло.