Чудовище - [50]

Они были заперты в подвале госпиталя уже неясно сколько времени, и за исключением его «возьмите» и ее робкого «спасибо» между ними была тишина. Она решила что-нибудь напеть, чтобы снять повисшее напряжение, разбить лед. Может, он спросит ее, что это за песня, а Эва в ответ спросит, нравится ли ему работать доктором. Но удача ей не улыбнулась.

Доктор Принс не заговорил; просто вздохнул и продолжил молчать. Двигался он только чтобы сменить позу. И теперь вот прислонился спиной к стене. Доктор закрыл глаза, и густые ресницы отбросили тени на его щеки. Он был красивым, и Эва с трудом смогла признаться себе, что наслаждается зрелищем его поднимающейся и опадающей груди.

— Кажется, мурлыканье мне нравится больше, чем разглядывание, — сказал он, и щеки Эвы вспыхнули от смущения. Мужчина прокашлялся и открыл глаза.

— Я не разглядывала, — солгала она и опустила взгляд на руки, которые сжала в кулаки.

Он хмыкнул, и что-то в груди Эвы замерло.

— Предпочитаешь, чтобы тебя называли Эванджелина или Эва? — спросил он, расстегивая манжеты рукавов.

Она посмотрела вниз, на бейдж с именем. Эве понравилось, как звучит ее имя, произнесенное его звучным глубоким голосом. В животе у нее расцвело тепло.

— Мне все равно, — сказала она без малейшего кокетства. — А вы как предпочитаете? Доктор Принс или Ваше Высочество?

Она приподняла бровь, и доктор расхохотался. Он откинул голову назад, смеясь, и Эва восхитилась линиями его шеи и челюсти. Это была странная мысль, но ей вдруг захотелось коснуться его подбородка, проверить, такой же он твердый, как выглядит. Она сжала губы, что не рассмеяться над собой. Доктор Принс, прежде всего, был человеком. Они оба были заложниками одной ситуации: усталые, голодные, и как бы высокомерен он ни был, утомление уже начало накладывать на него свой отпечаток, как и на нее. Сидя на холодном бетоне, трудно вести себя надменно.

— Я предпочитаю Лукас, — сказал он с легкой улыбкой, от которой сердце Эвы затрепетало.

— Лукас. — Она словно попробовала это имя на вкус и кивнула.

— Как долго ты работаешь в Каунти? — спросил он.

Эва постаралась не обращать внимания на небольшую ямочку, появившуюся на его щеке.

— Три месяца всего… а ты?

— Очень долго, уже чуть более семи лет. — Лукас склонил голову вправо, потом влево, и испустил долгий вздох.

— И тебе нравится?

— В общем, да — Он посмотрел на ее губы. — Сегодня… не особенно.

Он нахмурился и опустил взгляд на свои рукава.

Может, ей нравилось слышать его голос, а может, его интонации заставляли ее чувствовать себя школьницей — но Эва просто больше не могла сидеть в этой ужасной тишине. Она решила, что доктор может сколько угодно разглядывать свои рукава, она будет говорить.

— Может, ты слышал, я приехала из Флориды в июле.

Он мягко засмеялся и спросил, какого черта она сюда приехала.

— Мне нужны были перемены.

Это была полуправда, но все равно. Доктор Принс… Лукас наверняка не горел желанием слушать жалостливые истории о разбитых сердцах и маленьких городках. Она сменила одну дыру на другую, но все же это было новое начало.

Он кивнул, его улыбка угасла.

— Всем нам нужны.

Лукас закатал рукава своей рубашки до локтя, но она была так зачарована его улыбкой, тем, какими нежными выглядят его губы, какие у него ровные зубы, что сначала не заметила шрамы… не сразу. Ее взгляд скользнул по его рукам, пока он заворачивал рукава чуть выше локтей. Эва едва удержалась от резкого вздоха, когда наткнулась взглядом на шрамы. Она позволила себе застыть всего на мгновение, но он заметил.

— Всегда интересно, как люди на это реагируют. — Он удержал правую руку поднятой, позволяя тусклому свету скользить по белым и розовым полосам сожженной кожи. — Но, скажу тебе, этот тип реакции — мой любимый.

Голос Лукаса звучал безжизненно. Прекрасная улыбка, смех — все пропало, когда он посмотрел на нее.

— Скажи мне, Эва, это что, настоящий ужас в твоих глазах?

***

Лукас безжалостно наблюдал за тем, как девушка вздрогнула и побледнела.

— Нет, — сказала она тихим шепотом, и только тогда он заметил повисшие на ее ресницах слезы. Глядя ему в глаза, она сказала: — Я просто не ожидала. Было непростительно с моей стороны разглядывать, прости.

Она была такая открытая, а он был просто скотиной. Ему нравилось причинять боль, заставлять других людей страдать. Лукас страдал каждый день. Почему другим должно быть легче? Но по каким-то причинам эта женщина, с ее карими глазами, полным слез, заставила его пожалеть о сказанном. Лукас согнул ноги и положил руки на колени, закрывая глаза.

— Не проси прощения. По крайней мере, не у меня.

— Я не понимаю. — Ее голос звучал тепло, и Лукас позволил себе открыть глаза и посмотреть на нее.

— Это значит... я — осел. — Он опустил взгляд на свои руки и коснулся пальцами обожженной кожи. Позволил себе вернуться в памяти на пять лет назад, в ночь, так похожую на эту. Позволил своему сердцу вспомнить Роуз, крики и боль. — Это значит, я не заслуживаю этого извинения. Ты не должна смотреть на меня так… — Дышать стало тяжело, слова словно застряли в горле. — Ты не должна печалиться обо мне. Я заслуживаю худшего, чем эти ожоги.