Чудодей - [12]

9 Станислаус помогает разоблачить убийцу и с тех пор слывет ясновидящим.

Вскоре после этого Станислаусу довелось совершить еще одно чудо. Был убит лесничий; его зарезал ножом какой-то браконьер. В деревне закипела густая похлебка всяческих слухов; она шумела, шипела, булькала; подымались и лопались пузыри подозрений и предположений. Местный жандарм Хорнкнопф ходил из дома в дом. В бумагах лесничего нашли список с фамилиями тех жителей деревни, которых лесничий хотя бы разок задержал за какой-нибудь проступок. Значилась там и фамилия Густава. Было отмечено: «Густав Бюднер — кража дров» — а потом, ниже, после множества других фамилий тех, кто воровал дрова или «похищал» грибы, снова отметка: «Густав Бюднер выкрикивал угрозы по моему адресу. Настроен враждебно!» Густава подвела его ненависть ко всем, кто не побывал на фронте. Когда однажды на фабрике зашла речь о лесничем, он в запальчивости сказал:

— Вот кого надо было бы угостить свинцовым горохом. Пока мы воевали, он отсиживался дома и измывался над бедными бабами. Под юбки им заглядывал, и это еще не самое худшее, что о нем можно сказать…

Жандарм Хорнкнопф пришел во двор к Бюднерам. Густав чистил козий хлев. Он и не заметил, как за его спиной появился зеленый мундир. Взмахнул вилами — и ком навоза попал прямо на начищенные сапоги франтоватого жандарма.

— Перед тобой представитель власти, а ты его оскорбляешь! — жандарм показал на козий помет.

Густав от испуга выронил вилы. Он побледнел.

— Ты, верно, закопал там свою винтовку, Бюднер?

— Винтовку? У меня нет никакой винтовки.

— Неужели ты не притащил с фронта ружьишко?

— Только вшей притащил я, господин Хорнкнопф, а не оружие. — Густав уже взял себя в руки.

— Покажи-ка мне дом, Бюднер, я поищу твою винтовку!

— В моем доме только одна винтовка, та, что у вас за плечом, господин жандарм.

— Ты свои шуточки брось!

— Так ведь лань-то была задушена силком, а не застрелена, господин жандарм.

— Ты откуда это знаешь?

— Так все говорят.

Из-за стенки козьего хлева показался курносый нос Станислауса:

— А лесника-то зарезали, дядя Хорнкнопф!

Жандарм, прищурившись, глядел сверху вниз на Станислауса. Он был словно сам господь бог, который в часы досуга искоса поглядывает на жалких двуногих букашек, копошащихся на грешной земле.

— Так, так! Зарезали, говоришь? Значит, и ты об этом знаешь?

— Я еще кое-что знаю.

— Ладно уж, замолчи, сынок, — сказал Густав.

— Пускай он говорит, Бюднер. Иль у тебя самого совесть нечиста?

Станислаус бойко затараторил:

— Тот человек, тот самый человек вспорол у лани брюхо. А лесничий тихо подошел сзади и напугал его. Тогда он повернулся и пырнул его ножом в живот. А лесничий как закричит: «Ой, ой, живот!» — «А, ты еще кричишь?» — сказал тот человек и еще раз пырнул его ножом. Тут лесничий упал и умер, а тот человек как закричит: «Горе мне, что же я наделал!» Потом он пришел домой, захотел почистить картошки. Достал нож из кармана, что же он видит? На картошке кровь. Тогда ему и есть расхотелось. Пошел он в лес нарезать березы на веник. Стал резать, а на ветках кровь. Тут он испугался и побежал. Он бежал и кричал: «Ах, отрежьте мне голову, куда я ни погляжу, везде вижу кровь!»

Жацдарм присвистнул сквозь зубы.

— Шибко же он врет для своих лет!

Густав был смущен.

— Паренек у нас вроде ясновидящий, господин жандарм.

Жандарм приступил к обыску. Он вытащил из кармана кусок проволоки и сравнивал его с каждым обрывком проволоки, который ему попадался на глаза. В доме он обследовал половицы — нет ли новых гвоздей. В одном месте, там, где блеснула шляпка гвоздя, отполированная подошвами, приказал гвоздь вытянуть. Густаву пришлось поднять половицу. Под нею в мусоре возились несколько мокриц и жучков; никаких браконьерских снастей там не оказалось… И вообще ничего не было обнаружено. Так уж вовсе ничего? Нет, кое-что все-таки жандарм унес с собою — Станислаус надоумил его.

— Дай-ка мне свой складной нож, Бюднер!

Жандарм вторично прошел по всей деревне и отобрал у всех заподозренных ножи. Он отвез их в город, в уголовный розыск.

А на следующий день один мальчишка порезал себе ногу каким-то ножом. Он переходил вброд деревенский пруд и наступил на нож, лежавший в иле. Это был не складной нож, и многие жители деревни знали, кому он принадлежал. Не успели этот нож доставить жандарму, как браконьер и убийца сам явился с повинной. Он оказался торговцем мехами из соседней деревни, человеком безупречной репутации, если не считать того, что он по дешевке скупал шкурки у местных крестьян и рабочих, а продавал в пять раз дороже. Нож этот отлично знали все его поставщики, он на глазах у них соскребывал им со шкурок остатки мяса и жира и при этом хаял товар, чтобы снизить цену. Его фамилия не значилась в блокноте лесничего в списке штрафников: скупщик шкурок без труда мог покупать себе дрова на зиму за наличные.

Отныне Бюднеры были уже совершенно убеждены в том, что они произвели на свет ясновидца, и даже немного испугались. Жители деревни думали о ясновидении Станислауса по-разному.

В школе учитель Гербер обращался с ним, как с больным. А Станислаус дополнял по своему усмотрению даже стихотворения, которые задавали выучить наизусть. «Трех цыган» Ленау он декламировал так: