Чудо-юдо - [3]
Соловей панславянства Александр Бухло очень обрадовался воскрешению Горыныча. «Гениальная идея! – сказал он. – Это почище мумии в Мавзолее! Центр Вселенной опять переместился в Москву. Империя возрождается!» И тут же сел писать роман под названием «Дед Горыныч».
Глава 8
Вот я и спросил «За что?» у звездного неба. Почему защищать Родину своим невинным детским лоном должна именно моя дочь Катенька? Небо громко и беспардонно посоветовало заткнуться: «Горыныч любит девственниц. Вот компьютер и остановился на рубеже в двенадцать лет. Молчать и бояться, когда родина зовет!»
Тогда я перевернулся лицом к земле. Земля была по-летнему теплая, нежная, покрытая шелковистой травой. Она куда-то плыла подо мной, покачиваясь на волнах, казалась воздушной скорлупкой, а не многокилометровой толщей глины, песка и камня, покоящейся на адском огне. «За что?» – спросил я землю. Спросил ее дороги, дома, леса, реки, пустыни, моря. Ответили мне только кладбища, покрывающие землю, как случайные веснушки. Кладбища запели. Пели одновременно, на разных языках, непонятно, разнобойно, слезливо, протяжно, истошно – от их пения хотелось оглохнуть.
Для чего мне нужно понимать «За что?» – вдруг подумал я. Для чего мне ответ на вопрос? Чтобы объяснить мне мою вину? Обратить происшедшее в наказание? Заслуженное наказание? И тем – заставить смириться?
«Не хочу смирения!» – закричал я дурным голосом.
Пьяный крик растворился в ночи. Пьяные довольно часто кричат по ночам. Кого это волнует?Глава 9
Президент-победитель терпеливо следил за кипением страстей. Он выдержал паузу, а затем – бац, показал Змея Горыныча по телевизору.
Горыныч лежал на фигурном паркете того самого зала, который весь народ хорошо помнил по торжественному ритуалу инаугурации. Хвост змеюки упирался в золоченые двери, шея ввинчивалась под расписной потолок, три зубастых рыла пускали слюни на хрустальную люстру. Словом – впечатляющее зрелище. Тем более что никто из телевизионщиков не решился на репортаж из главной кремлевской залы, в прямом эфире работали секретные телекамеры службы безопасности, они придавали картинке отчетливый документальный ужас.
Глава 10
Американские политологи (пиндосы) тут же сформулировали два глобальных вопроса: 1) где обещанные Горынычем государственные неприятности – три дня давно прошли? 2) почему Горыныча не укокошили – российская техника уничтожения миф или реальность?
Пиндосы пришли к выводу, что либо: а) российская армия уже ни на что не годна, а российский военный кулак изготовлен из мыльных пузырей; б) Горыныч выжил в результате борьбы кремлевских кланов. Не исключено, оставлен в живых на всякий случай: вдруг сгодится для очередных президентских выборов. Государственные неприятности, обещанные Горынычем, видимо, начались, но в России так много неприятностей – трудно вычленить, какие именно инициировал Змей Горыныч.
Аналитическую записку пиндосы положили на стол своему главному американскому пиндосу – президенту, тот ее внимательно прочел и среагировал довольно грубо: «Вы что, охренели, фак ю?! Здесь вопросы задаю я! А вы формулируете ответы! Есть у русских армия или нет?! Если боролись кланы – кто победил?! Америка должна помогать Горынычу или мешать?!» После чего уволил к чертовой матери всех пиндосов из Гарварда и набрал новых из Стэнфорда.
Нелегальную стенограмму возмущения американского президента тут же доставили Президенту-победителю, что позволило наградить ряд видных российских журналистов-международников.
Глава 11
Страна была похожа на айсберг. Плавала-плавала, топила «Титаники», потом забрела по дурости в горячее море, вроде Средиземного, и растаяла без следа.
Я на том айсберге работал микробом. Нас было много – микробов, как-то сохранивших жизнь при вечной мерзлоте. Приспособились к ней наши предки, сумели родить нас. Мы росли в ледяном безмолвии, искренне его любя, поклоняясь ему как божественному месту нашего обитания. Сочиняли песни, придумывали книги – это была наша форма диалога с безмолвием. Зачем мы искали диалога? Микробы говорливы от природы. А почему – объяснения пока никто не нашел. Болтая, мы чувствуем себя живыми. Кончаются слова – уходит жизнь. Так есть. Так было. И, наверно, так будет. Некоторые наши мудрецы утверждают, что мы и сотворены словом. Слово живет вечно, говорят они, а мы – всего лишь техническое средство для его сохранения. Что-то вроде биологической магнитной ленты или микрочипа с памятью и определенной клеточной массой для автономного существования.
Вечная мерзлота – отличный инструмент естественного отбора. Погибает все, что не является любовью к мерзлоте. И любовью к размножению. Эти две любови тоже могли бы подвергнуться уничтожению, но тогда мерзлота лишилась бы зеркала, в которое любила смотреться.
Огромные заснеженные библиотеки были наполнены романами и поэмами о любви к мерзлоте. В свободное от работы время микробы посещали кружки художественной самодеятельности, где пели хором оды мерзлоте и играли в спектаклях, рассказывающих о рождении всемирной мерзлоты.
