Чудо Рождественской ночи - [6]

Во время святков во всех местах на Руси у обоего пола, возраста, достоинства и достатка людей бывают ночные сборищи, в городах комедии, в деревнях у дворян вечеринки, а у крестьян и другой черни игрища. В то время вздумалось и Груняше Кошкодавовой тою же невинною забавой повеселиться, а для того и созвала к себе соседских дворянских девушек пар десяток, между коими приглашена была и Селуянова сестра Фетинья; а как и Селуянушке в своем увеселительном подворье дня два-три одному праздновать показалось скучновато, то просил свою сестрицу, чтоб и она его, нарядивши в женское платье и назвавши сродницею, взяла туда же с собою повеселиться. Та сперва несколько тревожилась, но по усиленной его просьбе взять склонилась; и так, севши в сани, приехали к госпоже Кошкодавовой, которая встречала всех равно, как подружек, с почтением ее званию.

Во время обыкновенной по гудку и по песням деревенской пляски и весь вечер Груняшина мамка пристально глядела на Селуяна, немало раз видаючи у их приказчика; но при всех его для своей боярышни, как званую гостью, изобличить не смела, что и Селуян, как на увертки бабьи остр ни был, однако плотненько стал думать, что его примечают; выведши мамку в другой покой, где никого не было, тихонько, забыв стыд по своему дворянству, повалился ей в ноги со всего маху. Мамка, поднимая его с земли, говорила: «Как тебе, сударыня, не стыдно так трудиться, и чего от меня требуешь? Я служанка, ничем тебе пособить не могу!» Селуян, без всякого притворства вынувши из кармана пять рублевиков и сунув ей в руки, говорил: «Любезная мама! Будь же от сего времени и мне няня; ежели ты мне теперь не поможешь, то умру перед твоими ногами или пропаду, как червь капустный! Безмерная моя к твоей боярышне любовь завела сюда, как обведенного мертвою рукою;[26] помилуй, помоги как-нибудь и скрой сию тайну по своему благоразумию!» Мамка, стоя долгое время, не говоря ни слова, смотря попеременно то на Селуяна, то на данные им монеты, кои в старину весьма дороги бывали, у таких людей, как мамка, и копейка иногда станавливалась ребром. Напоследок, как серебро ослепило очи сей мудреной бабе, коя сочла Селуяна весьма великодушным, а себя признавала богатейшею на свете, одумавшись, ему говорила: «Ну! Селуяша, простое твое сердце принуждает меня за тебя вступиться и сделать навек счастливым: будь надежен, что сей же вечер и без попа свадьбу сыграем;[27] ныне такие веселые вечера, только будь же и скромен, после того никому не сказывай; дабы и обоим не попасться в дедушкин чулан![28]» Он, поклонясь ей, говорил: «Что принадлежит до моих услуг, то я тебе дал в задаток, а опосле наиболее отплачивать стану, а о тайности, пожалуй, не сумневайся; я человек неболтливый – хотя и теперь в застенок, то, ей, ей, худого не скажу». Мамка ему повторила: «Здесь калякать нечего, дабы кто не присмотрел; я однажды сказала, что за твою дружбу не неблагодарною буду; дело уже сделано!» – с чем и возвратились к собранной компании, будто ничего не знают и вместе не бывали.

Когда от пляски у всех ноги приустали, а головы клонить стал сон, то хозяюшка приказала подать ужинать, а мамка перед тем выдумала хитрость – поиграть другим манером, нарядивши Селуяна и несколько девушек во оставшее господское платье, дабы было обоего пола попарно.

Первого подвела к своей боярышне с приказанием, чтоб она почитала как своего жениха; равно и прочих рассадивши погнездно, сказала, что сей вечер у всех у них свадебный,[29] и после бы ужина ложились спать на одних кроватях. По окончании стола пошли все с великим хохотаньем и целованьем провожать до назначенных покоев, во-первых, хозяюшку, а потом и других. Селуян, взвалясь на мягкую и широкую постель, на какой и отроду еще не сыпал, коснулся во-первых скверною рукою своею до Груняшина нежного тела, по приказанному порядку, потом, обнимая ее, дает преисполненные пламени поцелуи; к торжественной же их радости во мгновение представляется маленький божок любви и выстрелил в них из первого колчана золотою стрелою, которые удары уязвили и разожгли их сердца и воспалили чувствы. Груняша с час времени отважилась противиться и хотела отложить Селуяново благополучие до того времени, чтоб соединить удовольствие с честию; но ведая притом, что снисхождение лучше сопротивления, нежность сердец их трепещет, любовь и стыд покрывает лица румянцем, потом исчезает стыд, любовь одна остается верховною над ними властительницею, плоть ослабела, и древний враг змий не преминул искусить их своею мудростию и окончил то, что начал с крыльями мальчик. Селуян, как в превеликой горячке, обнимая Груняшу повсеместно, озирает ее прелести пламенными своими глазами, не отпускает губ своих от прекрасных ее грудей и пребывания любовных приятностей места, отдались оба совокупным объятиям, и один ждет в минуту наслаждения, а другая уже довольствуется невиданною утехою. Напоследок благополучный Селуян получил себе право увенчанного любовника и услаждения прямого счастия. Подлинно счастлив тот стократно, кто находит девство; сокровище сие весьма дорого, но заразить любовию сердце и еще того дороже, как следующее покажет.