Чудо Рождественской ночи - [128]

Когда служба кончилась и я вошел в столовую, там пар стоял от только что принесенных румяных пирогов и булок. Ими завалены были все столы.

– Боже, какое количество! Куда это?.. – удивился я.

– Еще мало… в кухне половина осталась. Ведь завтра все меня поздравлять придут, вся деревня… Каждому надо дать… Так уж заведено.

Бабушка жила в маленьком деревянном флигеле. Большой барский дом стоял пустым.

– Неуютно там так… – объяснила мне старушка. – И страшно… Он пожилой… Одни часы страху нагонят!

– Какие часы?..

– А там есть часы, старинные… высокие… Они давно уже не ходят, но предание гласит, что они бьют перед большим несчастьем. Я как взгляну на них, так и подумаю: «Только бы не стали бить!..» В наш род они достались еще при Екатерине. А раньше принадлежали соседке помещице, и тогда уже, говорят, перед каждой бедой били. Помещица эта была известна своим зверским обращением с людьми… Только тем и жила, что придумывала пытки для своих крепостных. Повару выливали горячий суп на голову за промах, и после третьего раза он умер от обжогов. На девушку кружевницу надели колодку за то, что она нечаянно перепутала узор. Бедняжка пожаловалась, что ей очень тяжело. Тогда ее драли розгами до крови и на живое мясо лили уксус, чтобы разъедало, потом прилепили тряпки на раны, и когда раны подсохли, содрали тряпки с образовавшейся тонкой кожей… Одна молодуха из дворовых вышла ребенка покормить без позволения, так ее за это раздели донага и с младенцем выгнали на мороз, где стали обливать водой, пока она не обратилась в ледяную статую с малюткой на руках. Ужасно! Вот после этого дворовые и крестьяне возмутились и убили помещицу. Пришли ночью с топорами и рогатинами… И говорят, что помещица проснулась оттого, что часы в ее комнате, все время стоявшие, вдруг стали бить. Она вскочила, а тут двери раскрылись, и крестьяне бросились на нее.

– Как эти часы попали к нам?

– Разгром был тогда всего имения, грабеж… Наши предки купили эти случайно уцелевшие часы.

– А у нас они не били? Лицо бабушки как-то вытянулось.

– Били, – прошептала она.

– Когда же?

– Они били в тот день, когда убили твоего отца на войне.

Она смахнула слезу. Мой отец был ее единственным сыном, и до сих пор она не могла примириться с его утратой. Он был убит в турецкую войну.[196] Лошадь занесла его в лагерь башибузуков,[197] и его изрубили на куски на глазах у всех.

– Кто же слышал тогда бой? – удивился я.

– Сторож обходил дом и слышал.

– Но ему почудилось?

– Отчего же именно в этот день?

– Бабушка, позволь мне пойти туда ночевать, – попросил я. – В эту самую комнату, где часы.

– Что ты!?

– Право, я не боюсь.

И я так к ней пристал, что в конце концов она согласилась. Мы еще побеседовали. Она распустила свои волнистые седые волосы на ночь, и я полюбовался на ее старческую красоту.

Как редко и как красиво, когда до старости сохраняются такие чудные волосы!

– Провожать тебя туда в дом я не пойду, – заявила бабушка. – Катя-горничная тебя проводит.

Мы отправились.

Часы стояли в большой старинной спальне. Я с любопытством взглянул на них. Высокие и строгие в своем футляре из красного дерева, они словно спали.

– А я вам лампадку все-таки зажгла! – заявила хорошенькая Катя, лукаво улыбаясь, и кивнула на киот в углу.

Пламя в лампаде трепетало и придавало комнате что-то фантастическое. Пахло не то сыростью, не то выдохшимися духами.

– Неужели не страшно вам, барин, будет одному? – остановилась Катя уже на пороге.

– Нисколько.

– А вдруг часы позвонят?

– Пускай себе.

– Не испугаетесь?

– И не подумаю.

– Покойной ночи.

Я разделся и лег. Я привык спать в темноте, и слабенькое пламя мерцающей лампадки мешало мне заснуть. Я как-то поневоле все смотрел туда, и вот мне стало чудиться, что какие-то призраки изгибаются перед киотом.

Я не видел ясно их очертаний. Это было что-то расплывающееся. Мелькнет и растает в темноте. Я несколько раз вскакивал, всматриваясь поближе, потом опять ложился.

«Однако, это глупо, – решил я наконец, – если я буду продолжать так фантазировать, то никогда не засну…» И я стал смотреть на часы.

Металлический циферблат выделялся из темноты, и строгие линии башен угадывались.

Каких только ужасов не видели эти часы!..

Я задумался о рассказах бабушки и перенесся в прошлое.

Как они били?.. Как они били тогда в ту ночь, перед убийством этой помещицы?..

Я представил себе ее спальню, такую же темноту и их бой.

Меня тянуло к ним… Хотелось выведать их тайну…

И вдруг раздалось долгое хриплое шипенье, и они стали бить.

Слабые дребезжащие удары, как вопли, срывались и умирали один за другим.

Я сначала обрадовался… Мне так хотелось услышать их бой. Потом не верил своим ушам… Потом… Мне стало страшно…

Они били без остановки.

Я искал спички, чтобы взглянуть, двигается ли маятник, и не мог найти.

Ужас меня охватывал все сильнее и сильнее. Я стал кричать, но меня никто не слышал, а они все били и били…

Тогда я бросился к окну и отдернул штору, чтобы хоть огни увидеть.

Яркое пламя ослепило меня.

Какое-то здание пылало передо мной. На дворе бегали люди. Их тени казались длинными и страшными.

Я понял, что стряслась беда, и бросился туда.