Чудо-моргушник в Некитае (отрывок) - [8]

- До чего довести человека! А ведь и пяти минут не беседуют!

- Аббат, вам же сказали! Вас же не поставят на фелляцию, зачем вы изводите нашего палача?

Однако у аббата нашлись и союзники. Так, Гу Жуй, несмотря на свою давешнюю размолвку с одним из французов, по достоинству оценил прямоту и полемический задор аббата. Он восхитился:

- Нет, вы только посмотрите! Только-только приехал в Некитай, а уже довел до белого каления нашего палача! Нет, господа, это просто талант - остается только шляпу снять!

- Что это там происходит? - полюбопытствовал император, заметив с высоты трона эту полемику.

- Аббат с палачом ведут диспут о вере,- доложили властителю.

- Теологический диспут с палачом? - поразился император. - Но зачем же аббату тратить свой жар проповедника на палача! Отведите, немедленно отведите аббата к нашим подвижникам вот с кем он сможет потолковать всласть.

К аббату подошли двое придворных и предложили:

- Святой аббат, император спрашивает - не хотели бы вы изложить свое учение в более подобающей обстановке? Наши богословы жаждут вашего выступления!

- Как христианский миссионер могу ли я уклониться от религиозной дискуссии? - отвечал аббат. - Конечно, я всегда готов исполнить свой долг - наставить в истинной вере.

Аббата повели куда-то прочь из залы, потом спустились в какое-то подземелье, потом вошли в какую-то странную комнату, перед входом в которую качалось какое-то подобие белой ладони размером в рост человека из неизвестного белого материала, похожего на слоновую кость. Аббат проскочил под ладонью и проник в эту комнату, и вдруг - послышался резкий сухой треск, будто рвалось полотно, и - аббат неожиданно очутился в некоем подземелье или пещере. Впрочем, она была довольно вместительной - в пещере находилось человек пятнадцать или больше. С изумлением аббат узнал в одном из них графа Артуа, только тот был почему-то совершенно обнажен и лежал на полу, задумчиво подперевшись рукой. Впрочем, раздет был не только граф - на половине этих пещерных жителей не было никакой одежды. Человека три увлеченно толковали меж собой.

- Да нет же,- горячо доказывал кто-то лысый в очках,- вы не понимаете! Все дело в том, что собственно логический, или формально-логический, или просто логический момент в предметной сущности слова необходимо тщательнейшим образом отличать как от эйдетического момента, так и от разных диалектических моментов эйдоса, например, от энергийно-символического, и уж подавно от тех моментов слова, которые относятся не к предметной сущности слова, а к его абсолютно меональным оформлениям, например, к аноэтической энергеме, рождающей из себя психическое!

- Это дискутабельно! - мгновенно возразил другой язычник в набедренной повязке. - Васубандху совершенно иначе трактует проблему едино-множествености пуруш!

- Э, господа,- отвечал на это третий спорщик,- да вы же оба эпигогику забывате. Эпигогику вам, батенька, надо подтянуть, эпигогику!

- Граф! - воскликнул меж тем удивленный аббат. - Как вы сюда попали? Вот не думал, что вас может привлекать религиозный диспут... Но зачем вы разделись?

Граф Артуа молча кивнул головой, давая знать, что узнал аббата, но не отвечал. Остальные, перестав дискутировать, принялись рассматривать аббата.

- Простите, господа, а где я нахожусь? - задал вопрос аббат.

- Среди просветленных, дорогой,- отвечал кто-то смуглый и крючконосый. - В самой, слушай, Шангри-Ла!

- А! Это место, где скрываются отпетые язычники, дабы пакостить добрым христианам? - припомнил аббат. - Что ж, я с радостью приобщу вас к истине христианского учения.

- А в чем заключается эта истина? - последовал вопрос.

Аббат окрыл рот, чтобы ответить, и вдруг с изумлением и ужасом ощутил в своей голове полное зияние - он не помнил ни строчки из Писания! Хуже того, вообще все догматы святой веры, как по мановению волшебной палочки, в один миг покинули его ум,- аббат даже не мог вспомнить, кто такой Саваоф и чем он замечателен. И это еще было не единственной неприятностью: аббат вдруг почувстовал, что забыл посетить до начала дискуссии кое-какое помещение, дабы избавиться от излишков жидкости, и теперь этот избыток подавал властные позывы. Но если злые язычники, наведшие на аббата свое помрачение, ожидали, что избранник ордена иезуитов откажется от дискуссии, то они жестоко просчитались. Аббат Крюшон не собирался сдаваться так просто. Ничем не выдавая своего замешательства перед этими еретиками, аббат бойко отвечал:

- Нет ничего проще святой истины. Перво-наперво, надо исполнять все заповеди, во-вторых, жертвовать на Божью церковь, в-третьих, почитать священника твоего, ну и, терпеть, потому что Господь терпел и нам велел!

Просветленные Шангри-Ла переглянулись.

- Хм-хм,- произнес один из них. - А вот хотелось бы знать, какова наипервейшая заповедь?

- Ну, если по порядку, то первейшая обязанность каждого христианина - это двести девяносто раз переписать своей рукой Письмо Счастья,- отвечал аббат ни на миг не задумываясь. Во-вторых - собственно, это даже во-первых,- нельзя громко пускать ветры, находясь в обществе - это очень неприлично. В-третьих, надо стричь ногти и любезно говорить с дамами. Четвертое...