Чудо-камень - [23]

«Ладно, — лег он снова, — отмою потом. Если нужно, вскипячу воду и вымою».

А встал утром — видит, ведра совсем чистые и спокойненько лежат себе на боку. Значит, вымыла Альда. А спросил, оказывается, — не мыла. Кто же их тогда вымыл? Кого ни спрашивал, никто к ведрам не прикасался. Что за диво! Верно, все же, кто-то подшутил и не хочет сознаться. А может, сам Грек? Руки у него нетерпеливые. Просто загадка, тайна какая-то.

Впрочем, ладно. Кто бы ни вымыл, ведра чистые.

После завтрака ребята подались в горы. Ушел с ними и Платон Ильич. Уже какой день ищут нефрит, никаких признаков. Нет и нет. В лагере остались вдвоем Азат и Альда. Обед готовили с увлечением. День сегодня ответственный. С часу на час должен заявиться профессор с тем белорецким стариком-камнерезом. Рыба на уху готова. Хариус. Сам ловил. Припасли и горшок меду. Начистив картошки и приготовив все необходимое, Азат присел почитать. Альда ушла на кордон за молоком. Здешний лесник — зять Савиных, и нужно узнать, не заявился ли старый камнерез с профессором сразу на кордон.

Сколько просидел за книгой, Азат не знал. Книга занятная, и читал, как в забытье. Только слышит вдруг какой-то непонятный шум и грохот ведер. Неужели опять сороки? Но не могут же они так греметь ведрами? Он вскочил и оторопел, в испуге уставился на большущего медведя, который уже распоряжался на биваке. Повалил ведра, залил костер, растеребил мешок с продуктами, подвешенный у дерева. Вот-те и на!

Изумленный и перепуганный, Азат так и застыл на месте, не в силах ни бежать, ни кричать, ни обороняться от непрошеного гостя. В палатке висит ружье Платона Ильича. Но заряжено оно не на медведя. И мелкой дробью его не пробьешь. А что, если на дерево? Единственное спасение. Он рванулся к одинокой ели, мигом уцепился за нижние сучья и стал карабкаться вверх. Лишь забравшись метра на три, Азат вздохнул свободнее. Все же, тут безопаснее. Медведь поглядел на Азата, равнодушно повертел головой и продолжал хозяйничать на земле. Полизал ведро. Нашел котелок с остатками утренней каши и мигом вылизал его, каши как не бывало. «Вот кто, наверное, „вымыл“ за меня ведра, — только теперь сообразил Азат. — Медведь». Он уже был здесь ночью и теперь снова заявился полакомиться, чем придется.

Медведь поводил носом и, задрав голову, уставился на Азата. Стал вдруг на задние лапы и, покачиваясь, зверь двинулся к ели, оперся на комель передними лапами и глядел вверх. Азат сидел ни жив ни мертв. Что Мишка задумал? А вдруг полезет? Лазят же медведи по стволу, на котором нет сучьев. А тут ему все удобства. Может, крикнуть? Бесполезно: ребята далеко, Альда еще на кордоне, с километр отсюда. Никто не услышит. Задерет медведь Азата, и хоть кричи не кричи, никто ему не поможет.

Однако медведь, видимо, раздумал лезть на дерево и опустился на четвереньки. Еще и еще повел носом и двинулся прочь. Подошел к ручью. Мед учуял! — сообразил Азат. Ему хорошо видно с ели, как медведь стал вылизывать мед из горшка. Заурчал, засердился: неудобно же. Запустил в него лапу, стал ее вылизывать. Затем все настойчивее совал в горшок нос. Видно, надавил, и голова его оказалась в горшке. Мишка затряс головою, но скинуть глиняный горшок не мог. Отчаянно заревел, заметался на месте. Как ни жаль было меду (потчевать гостей уже нечем), а Азат обрадовался. Теперь медведь ничего не видит. Вот бы соскочить, перезарядить ружье, да бахнуть в упор. Он так загорелся убить медведя, что инстинктивно стал сползать по стволу вниз. Решимости расправиться с медведем еще не было, но соблазн убить его — очень велик. Вот бы ребята завидовали! Медведь все еще мотал головой и сердито ревел, бессильный высвободиться из плена. Слышно, как он чавкал, снова, ревел. Пытался лапой сорвать с головы горшок, и все безрезультатно.

Решившись, наконец, Азат мигом соскользнул с дерева, бросился в палатку, сорвал с кола ружье, впопыхах не сразу разыскал нужные патроны и тут же вымахнул наружу. Теперь его удивлению не было границ. Медведю удалось сорвать с головы горшок с медом, и он, урча, расправлялся с ним на берегу ручья.

С испугу Азат забыл перезарядить ружье и стоял ни жив ни мертв. Видит, из-за кустов вышла Альда и как ни в чем не бывало идет себе с ведром молока. Азат перепугался за девочку. Сейчас же угодит в лапы медведю.

— Альда, медведь! — крикнул он, собравшись с духом. — Лезь на дерево! — и стал перезаряжать ружье.

Девчонка сразу сообразила в чем дело, и, не раздумывая, бросилась, как показалось Азату, к ближайшему дереву. А на самом деле — к медведю.

— Стой, стой! — закричала она. — Не стреляй!

Подбежала к. Мишке и бесстрашно заслонила его собой.

Азат опешил вовсе. Как во сне. Только в сказочном кино может случиться такое. С ума она сошла, что ли?

— Беги прочь, задерет же! — крикнул он, поднимая ружье.

— Не смей стрелять! Ты что, очумел? — орала Альда, заслоняя собой медведя. — Не видишь, ручной. Мы вместе сюда шли, только он обогнал. Он же с кордона.

Азат бессильно опустил руки. Вот-те и медведь! Чуть было не убил ручного. Со стыда пропадешь теперь? Только кто его знал, что ручной. Оправдывал он себя и свою опрометчивую, как теперь выяснилось, решимость.