Чудо исповеди - [6]

Встал Серафим на колени, волнуется, теряется. Положил отец Арсений на голову Серафима руку и стал молиться. Ушёл в молитву. Прошло несколько минут. Заговорил Серафим сначала отрывисто, сбивчиво, с большим внутренним напряжением.

Отец Арсений молчал, не направлял, не подсказывал, а слушая, молился, считая, что человек сам должен найти себя. Исповедовать в лагерных условиях приходилось много, но старых заматерелых уголовников — редко. В большинстве своём это были люди, потерявшие всё на свете, ничего не имеющие за душой. Совесть, любовь, правда, человечность, вера во что бы то ни было давно были утрачены, разменены, смешаны с кровью, жестокостью, развратом. Прошлое не радовало их, оно пугало. Оторваться от своей среды они не могли, а поэтому жили в ней до последнего своего часа жестокими, обозлёнными, не надеющимися ни на что. Впереди была смерть или удачный побег.

В исповедях своих, если такие случались, были всегда одинаковы. Начало жизненного пути было разным, а всё остальное у всех повторялось: грабежи, убийства, разгул, разврат и вечный страх попасться. В зависимости от души человека мера падения была разной, одни сознавали и понимали, что делают, но не могли остановиться и падали всё ниже и ниже; другие же упивались содеянным, жили насилием, кровью, жаждали этого и с наслаждением доставляли страдания и муки окружающим, считая свою жизнь правильной и геройской.

Серафим понимал меру своего падения, пытался остановиться, но не мог найти выхода из уголовного мира. Когда приходила старость, многие из уголовников задумывались над своим положением, но решить, что же делать, не могли. Отец Арсений это знал.

Сазиков говорил, но исповедь не шла. Идя на исповедь, он долго думал, что и как рассказывать… но сейчас всё потерял, смешался. Хотелось искренности, но говорил не от души, то, что хотел сказать, ушло. Потеряла его исповедь связь с душой, и оставался рассказ. Видел и понимал это отец Арсений и хотел, чтобы в борьбе с самим собой Серафим победил своё прошлое и этим бы открыл путь к настоящему.

Боролось прошлое с настоящим, и ощутил отец Арсений, что нужна сейчас помощь Серафиму, нужно то «луковое пёрышко» апокрифической луковки, которое хоть и тонко и непрочно, но спасает тонущего, ухватившегося за него. И протянул отец Арсений это «пёрышко луковое», сказав: «Вспомни, как умоляла тебя в лесу женщина пощадить, ты не пощадил, и разве потом не стыдился самого себя». И в одно мгновение понял Серафим, что всё видит и знает отец Арсений. Не надо подбирать слова, чтобы показать себя. Надо, ничего не боясь, открыть душу свою, а отец Арсений увидит, поймёт и взвесит всё сам и скажет, можно ли простить его, Серафима. Кончил Серафим исповедь, отдал душу и самого себя в руки о. Арсения, стоит на коленях, лицо в слезах. Первый раз в жизни своей открыл самого себя, показал всю, всю жизнь и сейчас ждал приговора, наказания, осуждения. Отец Арсений, низко склонившись, молился и никак не мог найти самых простых и нужных слов, которые бы очистили, освежили и направили человека на новый жизненный путь. Искренность исповеди, глубочайшее сознание греховности совершённого и в то же время — страшнейшие преступления, доставившие людям страдания, несчастия и муки, — всё как бы смешалось вместе, и надо было измерить, взвесить, отделить одно от другого и определить меру всему этому. Иерей Арсений, прощающий и разрешающий грехи человеческие именем Бога, боролся сейчас с человеком Арсением, не могущим ещё по-человечески принять, осознать и простить совершённое Серафимом. «Господи Боже мой! Дай силу мне познать волю Твою, указать Серафиму, помочь найти ему себя. Матерь Божия, помоги мне и ему грешным. Помоги, Господи!» И молясь, понял, что говорить ничего не надо, взвешивать и решать не нужно, ибо исповедь Серафима, человека, ранее утерявшего связь с Богом, была столь глубокой и искренней, обнажившей душу и показавшей, что этот человек стремится к Богу, нашёл Его и уже теперь будет продолжать путь к Нему. За свои дела даст ответ Серафим самому Господу на Суде Божием и перед совестью своей.

Встал отец Арсений и, прижав голову Серафима к своей груди, сказал: «Силою и властию, данной мне Богом, я, недостойный иерей Арсений, прощаю и разрешаю грехи твои. Твори добро людям и Господь простит многие из грехов твоих. Иди и живи с миром, и Господь укажет тебе путь».

из кн. «Отец Арсений»

Быть и делать

Митрополит Антоний Сурожский рассказывал о своём друге, которому он помог исповедями ощутить силу вечной жизни, заключённую в тленную плоть.

«Лет 30 тому назад в больнице очутился человек, как казалось, с лёгким заболеванием. Его обследовали и нашли, что у него неоперабельный, неисцелимый рак. Это сказали его сестре и мне. Я его навестил. Он лежал в постели, крепкий, сильный, полный жизни, и он мне сказал: «Сколько мне надо ещё в жизни сделать, и вот я лежу, и мне даже не могут сказать, сколько это продлится». Я ему ответил: «Сколько раз вы мне говорили, что мечтаете о возможности остановить время так, чтобы можно было быть вместо того, чтобы делать. Вы никогда этого не сделали. Бог сделал это за Вас». И перед лицом необходимости быть, в ситуации, которую можно было бы назвать до конца созерцательной, он в недоумении спросил: «Но как это сделать?»