Чудо - [8]

Пение из соседней комнаты зазвучало громче. Камин выходит в оба помещения, сообразила Либ, поэтому звуки проникаются оттуда.

Пока прислуга снимала с огня кипящий чайник, миссис О’Доннелл говорила со священником о вчерашнем дожде и о том, каким необычно теплым оказалось это лето. Ни слова о дочери.

Униформа прилипла к телу Либ. Она напомнила себе, что наблюдательная медсестра не должна тратить время даром. Либ приметила простой стол, придвинутый к задней стене без окна. Крашеный буфет со странной зарешеченной, как у клетки, нижней частью. Несколько маленьких дверец в стене – стенные шкафы? Прибитая сверху гвоздями занавеска из старых мешков из-под муки. Все довольно примитивное, но опрятное. Закопченный колпак трубы сплетен из прутьев. С каждой стороны камина виднеются квадратные углубления, а повыше висит на гвозде ящичек с солью. На каминной полке пара латунных подсвечников, распятие и небольшой дагеротип под стеклом в черной лакированной рамке.

– А как сегодня Анна? – наконец спросил мистер Таддеус, когда они прихлебывали крепкий чай, в том числе и горничная.

– Вполне в себе, слава Богу.

Миссис О’Доннелл бросила в сторону комнаты еще один тревожный взгляд.

Неужели дитя поет гимны вместе с посетителями?

– Нельзя ли рассказать сестрам ее историю? – попросил мистер Таддеус.

Женщина озадаченно посмотрела на него:

– Какая история может быть у ребенка?

Либ переглянулась с сестрой Майкл и взяла инициативу в свои руки:

– Каким было здоровье вашей дочери до этого года?

– Анна всегда была нежным цветочком, но не плаксивой или обидчивой. Когда у нее появлялась царапина или ячмень на глазу, она делала небольшое пожертвование для церкви.

– А какой у нее был аппетит? – спросила Либ.

– О, она никогда не была жадной и не выпрашивала гостинцев. Очень хорошая девочка.

– А ее душевный настрой? – спросила монахиня.

– Нет причин для жалоб, – ответила миссис О’Доннелл.

Эти неопределенные ответы не удовлетворили Либ.

– Анна ходит в школу?

– Да, мистер О’Флаэрти души в ней не чает.

– Она ведь выиграла медаль, верно? – Служанка неожиданно указала на что-то, чуть не расплескав чай.

– Верно, Китти, – ответила хозяйка, кивнув на каминную полку, точно курица, клюющая зерно.

Либ, поискав глазами, нашла медаль – маленький бронзовый диск в подарочном футляре около фотографии.

– Но после коклюша, который Анна в прошлом году подхватила в школе, – рассказывала миссис О’Доннелл, – мы решили оставить нашу девчушку дома, даже несмотря на грязь, разбитые окна и сквозняки. Но она и самостоятельно очень упорно занимается по книгам. Дома и стены помогают, как говорят.

Либ не знала этой поговорки. Она продолжила расспросы, потому что ей пришло в голову, что нелепые выдумки Анны могут быть основаны на фактах.

– С начала недомогания у нее бывали нарушения пищеварения?

Либ предположила, что сильный кашель мог вызвать у ребенка внутренние повреждения.

Однако миссис О’Доннелл с натянутой улыбкой покачала головой.

– Рвота, запор или понос?

– Только изредка, как это случается с растущими детьми, – ответила миссис О’Доннелл.

– Выходит, до одиннадцати лет, – уточнила Либ, – Анна, по вашим словам, была нежной и чувствительной, и ничего больше?

Женщина поджала шелушащиеся губы:

– С седьмого апреля – вчера с того дня минуло четыре месяца – Анна не съела ни кусочка, не выпила ни глотка, ничего, кроме чистой воды.

Если это правда, с долей неприязни подумала Либ, какая мать говорила бы об этом с таким возбуждением?

Но конечно, это неправда, напомнила она себе. Так что приложила Розалин О’Доннелл руку к этой мистификации или дочке удалось запудрить матери мозги – в любом случае у женщины нет причины бояться за своего ребенка.

– Она не подавилась чем-нибудь перед днем рождения? Или, может быть, съела что-то протухшее?

– В этой кухне не бывает ничего протухшего! – разозлилась миссис О’Доннелл.

– Вы упрашивали ее поесть? – допытывалась Либ.

– Можно было даже не пытаться.

– Анна как-то объясняла свой отказ?

Женщина наклонилась чуть ближе, словно желая поделиться секретом:

– Этого не нужно.

– Не нужно было объяснять причину? – спросила Либ.

– Она в этом не нуждается, – ответила Розалин О’Доннелл, обнажив в улыбке щербатый рот.

– Вы хотите сказать, в еде? – еле слышно спросила монахиня.

– Ей ни крошки не нужно. Она живое чудо.

Должно быть, это хорошо отрепетированный спектакль. Если не принимать во внимание, что блеск в глазах женщины выражает, как показалось Либ, твердую веру.

– И вы утверждаете, что последние четыре месяца ваша дочь пребывает в добром здравии?

Розалин О’Доннелл выпрямила внушительный торс, и ее редкие ресницы затрепетали.

– В этом доме, миссис Райт, вы не найдете никаких лживых утверждений, никакого жульничества. Это скромный дом, но таковым был и хлев.

Подумав о лошадях, Либ была озадачена, но потом поняла, что женщина имела в виду Вифлеем.

– Мы простые люди – муж и я. Объяснить это мы не в силах, но наша девочка отмечена особым Божественным провидением. Разве Богу не подвластно подобное? – обратилась она к монахине.

– Неисповедимы пути Господни, – слабо кивнула сестра Майкл.

Вот почему О’Доннеллы попросили прислать монахиню. Либ почти в этом не сомневалась. И почему доктор выполнил их просьбу. Все они считали, что старая дева, посвятившая себя Христу, легче большинства людей поверит в чудо. Или в большей степени суеверна.