Чудо - [69]

Когда она вошла, в доме было тихо. Розалин О’Доннелл и прислуга выщипывали за длинным столом тощую курицу. Трудились они молча или разговаривали – об английской сиделке, – пока не услышали звук открываемой двери?

– Добрый день, – сказала Либ.

– Добрый день, – не отводя глаз от тушки, откликнулись обе.

Либ взглянула на длинную спину Розалин О’Доннелл и подумала: «Я раскусила тебя, злодейка». Она даже ощутила сладость: ей казалось, она держит в руке единственное оружие, способное сокрушить дешевое жульничество этой женщины.

Но не сейчас. С этого момента пути назад не будет. Если Розалин выставит ее из хижины, у Либ не останется шансов повлиять на Анну.

В спальне девочка лежала лицом к окну, свернувшись калачиком, грудная клетка вздымалась и опадала. Она хватала воздух потрескавшимися губами. В ночном горшке ничего.

Лицо монахини вытянулось.

– Хуже, – одними губами произнесла она, забирая плащ и сумку.

Либ положила ладонь ей на плечо, чтобы удержать.

– Анна призналась, – чуть слышно сказала она на ухо монахине.

– Священнику?

– Мне. До субботы мать кормила ее пережеванной пищей, делая вид, что целует. Она убедила девочку, что это манна.

Сестра Майкл побледнела и перекрестилась.

– Сегодня вечером в десять у Райана собирается комитет, – продолжала Либ, – и мы должны поговорить с ними.

– Так сказал доктор Макбрэрти?

У Либ возникло искушение солгать. Вместо этого она сказала:

– Этот человек не в себе. Он считает, что Анна превращается в холоднокровное существо! Нет, мы должны сделать свое сообщение остальным членам комитета.

– В воскресенье, согласно указаниям.

– Еще три дня – слишком долго! Анна может не выдержать, – прошептала Либ, – и вы это знаете.

Моргая большими глазами, монахиня отвернула лицо.

– Говорить буду я, а вы должны меня поддержать.

– Мое место здесь… – нерешительно процедила сестра Майкл.

– Вы наверняка сможете найти кого-то на час присмотреть за Анной, – сказала Либ. – Хотя бы дочь Райана. – (Монахиня покачала головой.) – Вместо того чтобы шпионить за Анной, нам надо постараться уговорить ее принимать пищу. Уговорить жить.

Укрытая платом голова продолжала качаться, как колокол.

– Нам не давали таких указаний. Это ужасно печально, но…

– Печально? – Громкий голос Либ словно обвинял. – Это, по-вашему, подходящее слово?

Лицо сестры Майкл сморщилось.

– Хорошие медсестры выполняют правила, – прошипела Либ, – а лучшие знают, когда их можно нарушить.

Монахиня вылетела из комнаты.

Либ судорожно вздохнула и села подле Анны.

Когда девочка проснулась, ее пульс был как скрипичная струна, вибрирующая прямо под кожей. Либ записала обычным четким почерком:

Четверг, 18 августа, 13:03.

Пульс 129, нитевидный,

Затрудненное дыхание.

Она позвала Китти и велела ей собрать все подушки в доме.

Китти вытаращила глаза, потом помчалась выполнять поручение.

Либ подложила все подушки под спину Анне, чтобы девочка почти сидела в кровати, и от этого ей как будто стало немного легче дышать.

– Ты, который вознесешь меня от врат смерти, – пробормотала Анна, не открывая глаз. – Вызволи меня из рук врагов моих.

С какой радостью Либ сделала бы это, если бы знала как: вызволила бы Анну, освободила ее от пут.

– Еще воды?

Она предложила девочке ложку.

Веки Анны затрепетали, но не поднялись. Она покачала головой:

– Да свершится это надо мной.

– Ты можешь и не чувствовать жажду, но пить все равно нужно.

Плотно сжатые губы разомкнулись и приняли ложку воды.

Проще было бы откровенно поговорить на улице.

– Хочешь снова прогуляться в кресле-каталке? День чудесный.

– Нет, спасибо, миссис Либ.

Либ и это занесла в книжку:

Чересчур слаба и не может выехать в кресле.

Ее записная книжка перестала быть просто подспорьем к памяти. Она стала свидетельством преступления.

– Эта лодка как раз для меня, – пробормотала Анна.

Может быть, это причудливая метафора для кровати, единственного наследства, оставшегося от брата? Или ее рассудок пострадал от голодания? Либ записала:

Легкая спутанность сознания?

– Анна… – Либ взяла в руки опухшую ручонку девочки. Холодная, как у фарфоровой куклы. – Ты знаешь о грехе, который зовется самоубийством?

Светло-карие глаза открылись, но смотрели в сторону.

– Дай прочту тебе кое-что из «Изучения сознания», – сказала Либ, взяв служебник и отыскав в нем страницу, которую отметила накануне. – «Ты сделал что-нибудь, чтобы укоротить свою жизнь и приблизить смерть? Желал ли ты собственной смерти, испытывая страсть или нетерпение?»

– Я воспарю и найду успокоение, – покачав головой, прошептала Анна.

– Ты в этом уверена? Разве самоубийцы не попадают в ад? – Либ заставила себя продолжить: – Тебя даже похоронят не с Пэтом, а за кладбищенской стеной.

Анна повернулась щекой к подушке, как маленький ребенок, у которого болит ухо.

Либ вспомнила о первой загадке, которую загадала девочке: «Меня и нет, и ты меня не видишь». Наклонившись к девочке, она прошептала:

– Почему ты стараешься умереть?

– Чтобы отдать себя. – Анна не отрицала, она лишь поправила Либ. Она вновь и вновь твердила молитву Доротеи: – Боготворю тебя, о дорогой крест, облагороженный прекрасными уязвимыми конечностями Иисуса, моего Спасителя, обагренный Его драгоценной кровью.