Чудо - [68]

– А почему ты рассказала мне? – допытывалась Либ.

– Вы – мой друг.

От этих слов девочки сердце Либ затрепетало.

– Ты больше не кушаешь манну, да? С субботы?

– Мне она не нужна, – ответила Анна.

«Разве я не кормила ее, пока она позволяла мне?» – причитала тогда Розалин. Либ услышала в этом печаль и раскаяние женщины, но все же не поняла до конца. Мать водрузила Анну на пьедестал, чтобы дочь светила миру, как путеводная звезда. Она, разумеется, намеревалась сохранить дочери жизнь с помощью этого тайного источника пищи. Но сама Анна положила этому конец по прошествии одной недели надзора.

Имел ли тогда ребенок представление о последствиях? Понимает ли она это сейчас?

– То, что твоя мать выплевывала тебе в рот, – говорила Либ нарочито грубо, – это еда, приготовленная на кухне. Эти порции кашицы сохраняли тебе жизнь все эти месяцы. – Она замолчала, ожидая реакции, но глаза девочки смотрели рассеянно.

Либ схватила ее за распухшие руки:

– Твоя мама лгала, разве не понимаешь? Тебе нужна еда, как любому другому. В тебе нет ничего особенного. – Слова получались неправильными, обидными. – Если не будешь есть, то умрешь, дитя.

Анна посмотрела прямо на нее, потом с улыбкой кивнула.

Глава 5. Дежурство

Дежурство

смена, изменение

рабочие часы

средство для достижения цели

решительный шаг, начало

В четверг вовсю палило солнце, августовское небо было нестерпимо голубым. Когда Уильям Берн в полдень вошел в столовую, Либ сидела в одиночестве, уставившись в миску с супом. Подняв взгляд, она сделала попытку улыбнуться ему.

– Как Анна? – спросил Берн. Он сел напротив Либ, касаясь коленями ее юбки.

Либ не смогла ответить.

– Если вам не уснуть, надо подкрепить силы, – кивнул он на ее миску.

Либ подняла ложку, которая издала скрежещущий звук. Она почти донесла ложку до рта, но потом опустила в миску.

– Рассказывайте. – Берн наклонился к ней через стол.

Либ отодвинула миску. Поглядывая на дверь – нет ли дочери Райана, – она рассказала про «манну небесную», подносимую под видом объятия.

– Господи! – изумился Берн. – До чего же наглая эта женщина.

О, какое облегчение почувствовала Либ, излив ему душу.

– Плохо, что Розалин О’Доннелл заставила ребенка существовать на двух глотках в день, – сказала Либ. – Но в последние пять дней Анна отказывается принимать «манну», и ее мать не сказала ни слова.

– Полагаю, она не говорит этого из боязни, что ее осудят.

Либ растерялась:

– Вам пока нельзя это печатать.

– Почему нельзя?

Как Берн может спрашивать?

– Я в курсе, что суть вашей профессии в разглашении всё и вся, – съязвила она, – но сейчас самое главное – спасти девочку.

– Я знаю. А как насчет вашей профессии? Многого вы достигли за все время, проведенное с Анной?

Либ закрыла лицо ладонями.

– Простите. – Берн схватил ее пальцы. – Я сказал сгоряча.

– Это совершенно правильно.

– И все же простите меня.

Либ вырвала свою руку из его руки, чувствуя, как горит кожа.

– Поверьте, – сказал он, – ради блага Анны следует кричать об этом обмане на всех углах.

– Однако публичный скандал не заставит ее есть!

– Почему вы так уверены?

– Анне приходится справляться с этим в одиночку. – Голос Либ задрожал. – Похоже, она приветствует перспективу смерти.

– Но почему? – Берн откинул кудри с лица.

– Наверное, потому, что ваша религия заполнила ей голову ужасной чепухой.

– Скорее, потому, что она приняла ужасную чепуху за религию!

– Не знаю, зачем она так делает, – призналась Либ, – если только это не имеет отношения к смерти ее брата.

Он нахмурился с озадаченным видом:

– Вы уже сказали монахине про «манну»?

– Утром не было возможности.

– А Макбрэрти?

– Я никому, кроме вас, не говорила.

Берн взглянул на Либ с таким выражением, что она пожалела о сказанном.

– Понимаете, сегодня вечером вам придется поделиться своим открытием с комитетом.

– Вечером? – в смущении переспросила Либ.

– Разве вас с сестрой не позвали? В десять часов они собираются в задней комнате здесь, – он мотнул головой на отстающие обои, – по указанию доктора.

Может быть, до доктора все же дошло что-то из того, о чем говорила с ним Либ накануне.

– Нет, – с сарказмом ответила она, – мы всего лишь медсестры, зачем им выслушивать наше мнение? – Она уперлась подбородком в сжатые кулаки. – Может, если пойти к нему сейчас и рассказать про трюк с «манной»…

– Лучше вам явиться на собрание и объявить комитету, – покачал головой Берн, – что вы справились с заданием, которое вам поручили.

Справилась? Больше похоже на безнадежный провал.

– Но каким образом это поможет Анне?

Берн взмахнул руками:

– Когда наблюдение закончится, у нее будет место… и время побыть наедине. Шанс передумать.

– Она придерживается этого поста не для того, чтобы произвести впечатление на читателей «Айриш таймс», – сказала Либ. – Это между ней и вашим алчным Богом.

– Он не виноват в недомыслии своих последователей. Все, о чем Бог просит нас, – жить.

Они пристально смотрели друг на друга.

Потом Берн усмехнулся:

– Знаете, я никогда не встречал женщину – человека такого нечестивого, как вы.

Пока он смотрел на нее, по телу Либ медленно разливался жар.

Солнце светило прямо в глаза. Униформа Либ прилипла к телу. По дороге к хижине она решила, что пойдет на вечернее собрание комитета, независимо от того, пригласили ее или нет.