Чудо - [60]

– Не понимаю, откуда такое умозаключение. – Он нахмурился, теребя дужки очков.

– Девочка, с которой я познакомилась в прошлый понедельник, была полна сил, – сказала Либ, – а теперь она едва держится на ногах. Что еще можно заключить, кроме того, что вы должны прекратить надзор и приложить все усилия к тому, чтобы уговорить ее принимать пищу?

– Моя дорогая, вы переходите границы! – Доктор всплеснул сухими руками. – Вас призвали сюда не для того, чтобы вы делали какие-то заключения. Хотя ваша сострадательность вполне естественна, – более мягко добавил он. – Полагаю, обязанности сиделки, в особенности в отношении столь юной пациентки, пробудили дремлющие материнские чувства. Как я понимаю, ваш ребенок умер?

Либ отвернулась, скрывая выражение лица. Доктор задел старую рану, но сделал он это без предупреждения, и она задохнулась от боли. От ярости тоже – зачем нужно было главной медсестре посвящать доктора в историю Либ?

– Нельзя допускать, чтобы личные потери искажали ваше суждение. – Макбрэрти едва ли не игриво помахал скрюченным пальцем. – Если дать себе волю, подобная материнская обеспокоенность может вызвать беспричинную панику с примесью самовозвеличивания.

Либ сглотнула и постаралась придать голосу мягкость и женственность:

– Прошу вас, доктор. Может быть, если вы соберете комитет и сообщите им об ухудшении состояния Анны…

Он жестом прервал ее:

– Я снова появлюсь ближе к вечеру. Это вас успокоит?

Либ, пошатываясь, пошла к двери.

Разговор не получился. Ей следовало постепенно подвести Макбрэрти к мысли о том, что он по собственной воле хочет прекратить наблюдение, точно так же, как начал его. Приехав в эту страну восемь дней назад, Либ совершала один промах за другим. Мисс Н. было бы за нее стыдно.

В час дня Либ нашла Анну в постели, укутанную одеялами. Ноги ее были обложены горячими кирпичами.

– Ей понадобилось вздремнуть после прогулки по двору, – пробубнила сестра Майкл, застегивая плащ.

Либ лишилась дара речи. Впервые ребенок улегся в постель в середине дня. Она обследовала крошечную лужицу в ночном горшке. Не более чайной ложки, и очень темная. Может ли в моче быть кровь?

Когда Анна проснулась, они с Либ поболтали о солнечном свете. Пульс у девочки был 112, самый частый за последнюю неделю.

– Как ты себя чувствуешь, Анна?

– Довольно хорошо, – еле слышно произнесла она.

– У тебя не пересохло в горле? Хочешь выпить воды?

– Если вы хотите.

Анна села в кровати и сделала глоток.

На ложке остался еле заметный красный след.

– Открой, пожалуйста, рот.

Повернув подбородок Анны к свету, Либ заглянула ей в рот. Десны в некоторых местах кровоточили. Что ж, по крайней мере, кровоточат десны, а не желудок. Один из коренных зубов рос под странным углом. Либ поддела его ногтем, и он наклонился вбок. Вытащив его указательным и большим пальцем, она увидела, что зуб не молочный, а постоянный.

Анна заморгала, посмотрев на зуб, а потом на Либ. Словно побуждала сиделку сказать что-нибудь.

Либ засунула зуб в карман передника. При случае покажет его Макбрэрти. Она будет и дальше накапливать информацию для укрепления своей позиции и ждать своего часа – но недолго.

У девочки появились темные тени вокруг губ и под глазами. Либ все заносила в свою книжку. Обезьяний пушок на щеках уплотнился и стал переходить на шею. Скопление чешуйчатых коричневых отметин вокруг ключиц. Даже в тех местах, где кожа оставалась бледной, она делалась пупырчатой, как наждачная бумага. Зрачки Анны казались расширенными, как будто изо дня в день, поглощая светло-коричневый цвет, росли черные дыры.

– Как твои глаза? Видишь как обычно?

– Я вижу то, что мне нужно видеть, – ответила Анна.

«Ослабление зрения», – добавила Либ к своим записям.

– Есть что-то еще… У тебя что-нибудь болит?

– Она просто… – Анна сделала неопределенный жест у пояса, – пронизывает насквозь.

– Пронизывает тебя?

– Не меня.

Это было сказано так тихо, что Либ с трудом разобрала.

Боль пронизывает не Анну, а другую девочку? Анна – на самом деле совсем не Анна? Может быть, рассудок девочки начал истощаться. Возможно, рассудок Либ – тоже.

Девочка перелистывала страницы Книги псалмов, время от времени бормоча строчки вслух:

– Ты, который возносишь меня от врат смерти. Вызволи меня из рук врагов моих.

Либ не понимала, может Анна по-прежнему различать текст или говорит по памяти.

– Спаси меня из пасти льва, а мою низость спаси от рогов единорогов.

Единороги? Либ никогда не считала этих вымышленных существ хищниками.

Анна привстала, чтобы положить книгу на комод. Потом с облегчением залезла в постель, словно была ночь.

Либ раздумывала, не рассказать ли Анне какую-нибудь историю. Ведь дети часто предпочитают слушать, а не читать сами. Но на ум ничего не приходило. Даже песни. Анна обычно что-то напевала. Когда же прекратилось это пение?

Глаза девочки блуждали от стены к стене, словно она искала выход. Не на чем остановиться, кроме четырех углов и напряженного лица сиделки.

Либ позвала от двери прислугу, протягивая ей кувшин:

– Китти, принеси, пожалуйста, свежую постель, и не могла бы ты нарвать цветов?

– Каких?

– Любых ярких.

Китти вернулась через десять минут с парой простыней и охапкой цветов и трав. Повернув голову, она поглядела на лежащую в постели девочку.