Чудища из-за миров - [18]

— Значит, оборотня жалко, а сына нет?

— И сына жалко, но отдури его избавлять нужно. Надо же что придумал?! Этот оборотень хотя и воет, но беды от него большой нет. И днём ведь он, может, порядочный человек, а вы так сразу — пристрелить! Откуда мы знаем, что он не из нас кто-то? Убьёте волка, а в деревне траур будет. Заходите, лучше, в мой дом, пообедайте, отдохните, а потом мы назад вас отведём.

Горячая, молодая кровь требовала действия, но настоящий охотник на нечисть должен владеть собой. Раз жители хутора против уничтожения собственного оборотня, так тому и быть.

После того как косы и топоры были отложены, в ходе мирных переговоров постановили, что маленький Заноза получит только половину наказания, а Седой Охотник не тронет оборотня, переночует, завтра отправится восвояси и никому не расскажет о хуторе и его чудище. Отец Занозы, Христофор, решил, что раз его сын сюда этого смелого молодца привёл, то и принимать его будут в их доме. Свободные кровати есть, угощением не поскупятся.

Седой Охотник теперь уже спокойно вошёл в деревню. Как хутор официального названия она не имела, но местные называли её Болото. Название, хотя и не оригинальное, подходило к деревеньке и околице как нельзя лучше. Небольшие дома располагались вдоль единственной относительно сухой улицы, но сразу же за дворами начинался сырой луг, дальше переходящий в болото. Домик Христофора отличался от остальных только одним: гнездом аиста на крыше.

Гостя устроили в отдельной комнате, дали воды умыться и пригласили за стол. В качестве угощения от себя он принёс уцелевшую фляжку зелена вина.

Во главе стола сидел Христофор, коренастый белокурый мужчина с круглым лицом, серыми навыкате глазами и усами, свисающими ниже подбородка. По правую руку посадил гостя и Занозу, по левую — жену Елену, женщину молчаливую и бесцветную от рыжеватых волос до блеклого лица и светлых глаз.

"Какие они все бледные здесь, на болоте, — подумал Седой Охотник. — Как ростки в погребе, без солнца".

Христофор подвинул к себе каравай хлеба и сосредоточенно стал его нарезать. Все в молчании следили за ним, как вдруг раздался тихий голос:

— Простите, это я.

— Опаздываешь, Улья, — не поднимая глаз от хлеба, сказал Христофор. — Нехорошо опаздывать, если в доме гость.

Улья — на самом деле её звали Юлия, но местные произносили имя так — с улыбкой поклонилась Седому Охотнику и торопливо села возле матери. Вот уж кто не казался ростком из погреба! Она так не походила на своих белесых и грубоватых родных, что в отличие от остальных на неё стоило посмотреть. И он смотрел на приятную улыбку сочных губ, прекрасные карие глаза, длинные ресницы, слегка загорелое или смуглое лицо, обрамлённое тёмными кудрями, округлую шею и на всё остальное, чего не видел, но что угадывал под льняной блузкой и цветастой юбкой.

Деля своё внимание между замечательным копчёным угрём и Ульей, Седой Охотник пытался завести с хозяевами разговор, но ничего не получалось. Заноза, как всякий набегавшийся ребёнок, жадно поедал всё, что попадало к нему в тарелку. Его отец ел неторопливо и основательно, что мешало поддерживать с ним связную беседу. У Елены куда большим вниманием пользовался кувшин с наливкой, которой она то и дело угощала гостя и не давала злоупотреблять мужу; надо отдать ей должное, женщина всё-таки не забывала и о сыне, подкладывая ему то копчёного угря, то жаркого, то тушенной с травами капусты. Оставалась одна Улья, но хотя не была увлечена едой и питьём, как другие, отвечала гостю коротко и не очень охотно.

Только когда Седой Охотник случайно упомянул столицу, Улья оживилась.

— Вы там бывали? На ярмарке, на кораблях, на балах?

— Бывал. — Он запнулся: Елена вдруг очнулась и с непонятной яростью смотрела на дочь.

— И на балах? — не обращала внимания на мать Улья. — Какой вы счастливец!

— Да, и на балах, — он невольно усмехнулся тому, как засияли её глаза и зарумянилось её лицо.

— Там должно быть замечательно, — размечталась Улья. — Большие дома, улицы из камня. Был у нас когда-то один путешественник, тоже ехал из столицы. Рассказывал чудесные вещи и туфли мне подарил, и бусы…

— Улья! — каркнула Елена. — Поела? Собери со стола и принеси трубку отцу!

Девушка надула губки, прекрасные глаза засверкали обидой, но удержалась от слёз и подчинилась приказу матери. А всё-таки, проходя мимо Седого Охотника, заговорщицки, легко его толкнула и бросила искоса взгляд.

После её ухода наступило неловкое молчание.

— Скажите, хозяин, а далеко речка или озеро? — не выдержал Седой Охотник. — Сегодня жарко, я бы охотно поплавал.

— Недалеко, — вежливо ответил Христофор. — Тут и море недалеко.

— А и правда! Я смотрел по карте, когда ехал к княгине. Но тут такие болота — ни за что бы не догадался.

— Сегодня море спокойное, оттого и тихо. А как волна идёт, так шум или рёв слышно, будто вода у дверей. Совсем близко. Разве что дороги не знать и в болото влезть, ну, или в трясину, и пропасть навсегда.

— А как пройти к морю? — уточнил Седой Охотник, смущённый такими перспективами.

— А вот мой бродяга покажет.

— Да, — Заноза выскочил из-за стола. — Я покажу, покажу.