Чудесный источник - [25]

Но дело было не только в этом. Как только партизаны обжились в Подужинском лесу, сразу стало видно, какими опасностями грозят отряду его родные места.

Партизанские заставы стояли теперь уже не только в лесу, но и в близлежащих деревнях, куда немцы пока не осмеливались возвращать свои гарнизоны. В этих деревнях у партизан были родные, знакомые, установилась у них связь и с более отдаленными селами; и случилось то, чего боялся комиссар, — людей потянуло к семьям, к близким, к мирной жизни, которая вот-вот, как они думали, должна уже наступить. Начались самовольные отлучки. Один пойдет в деревню навестить мать или жену, вернется выпивший, с бутылкой самогона в кармане. Другой условится о встречах со своей милой на опушке леса и зачастит по вечерам на свидания. Надо было покрепче взять людей в руки, поэтому-то Деду и пришлось поневоле устанавливать в отряде не очень-то любимые им самим армейские порядки.

Когда началась эта реорганизация и в штабе стали составлять новые списки по всем подразделениям, Ким решил, что пойдет к минерам-подрывникам. Командир их не возражал — пожалуйста, он не против, но еще неизвестно, как посмотрит на это товарищ комиссар. Отец сказал, что это не его, комиссара, дело, а начальника штаба, с ним и надо разговаривать. Ким пошел к Василию Демьяновичу, уверенный, что тот не откажет ему. Он уже два раза ходил на диверсии, два моста на грейдере были взорваны с его участием, дело это освоил, а сейчас подрывники больше всех нужны, для них наступает горячая пора: выходят на большую железнодорожную магистраль! Ким уже заранее довольно улыбался, представляя себе, какой это будет грандиознейший фейерверк. Как же он мог остаться в стороне от такого дела?!

И вдруг по пути к Василию Демьяновичу его окликнул и поманил к себе пальцем Овечка, комендант отряда, бывший директор пищепрома в Городке, коротконогий и тучный от сердечной болезни старик с шарообразной шапкой белых, как овечья шерсть, волос, за что и получил у партизан такое прозвище.

Овечка стоял возле комендантского шалаша со своей постоянной улыбочкой на розовом, как у младенца, лице и постоянной трубкой во рту. Говорили, что он вынимает ее изо рта и сует в карман только в том случае, когда надо отвести куда-нибудь подальше от штаба предателя или мародера, чтобы собственноручно привести в исполнение смертный приговор.

Помахав какой-то бумагой, Овечка сказал, что вот прочел только что полученный в штабе список личного состава комендантского взвода и очень рад, что теперь под его началом будет такой молодой и отважный боец, как Ким, а то раньше были только одни старики да инвалиды.

— Шутите все, — сказал Ким, недолюбливавший Овечку за его шуточки и смешки.

— А ты возьми глаза в руки да и прочти! — Овечка сунул ему бумагу.

Ким проглядел список, нашел себя в самом конце его, пробурчал: «Что за ерунда!» — и пошел дальше, не сомневаясь, что произошло какое-то недоразумение и он его сейчас легко уладит.

Василий Демьянович, уединившись за кустами, сидел на перетащенном сюда столике и заполнял в толстой конторской книге новую страничку журнала боевых действий отряда, который он, какой бы ни был недосуг, вел изо дня в день, рассчитывая, что это пригодится для истории.

Ким постоял за его согнутой спиной, ожидая, пока он закончит фразу и оглянется. И Василий Демьянович, поставив точку, оглянулся:

— Что скажешь?

Ким сказал, что просит зачислить его к подрывникам, с ними он уже договорился, но Овечка только что сунул ему список комендантского взвода, и он не понимает, кто это додумался пихнуть его в эту инвалидную команду.

— Почему же — пихнуть? — сказал Василий Демьянович и, положив ручку пером на чернильницу-непроливайку, принялся доказывать Киму, что комендантский взвод совсем не инвалидная команда.

Ким понял, что попал к Овечке в список не случайно, вскипел, и его понесло:

— Да что вы мне говорите! Знаю, кто это подстроил. Мамаша, вот кто! А вы… Сказали бы уж прямо!

Как только он решил, что это мать подсказала Василию Демьяновичу про комендантский взвод, от обиды на нее у Кима задрожали губы. Ей-то что, лишь бы у нее все время на глазах был, а ему сменять в карауле стариков — позор. И как она этого не понимает?!

Василий Демьянович уверял его, что мать тут ни при чем, что он сам это сделал, никто ему ничего не подсказывал, и сделал только потому, что надо укрепить комендантский взвод: на него сейчас возложена задача навести в лагере строгий порядок, а то люди пораспустились, и Ким как комсомолец должен помочь в этом командованию. Довод показался Киму малоубедительным: трудно было поверить, что без него командование не наведет порядка. Нет, конечно, это мать все подстроила, а Василий Демьянович теперь вывертывается, выгораживает ее.

Василию Демьяновичу действительно приходилось вывертываться. Хотя Мария Павловна и не подстраивала ничего, но в комендантский взвод он зачислил Кима все же из-за нее — тяжело ему стало глядеть, как она мечется, места себе не находя, когда сын уйдет на боевое задание и задержится. И нельзя не посочувствовать ей: за Кима переволнуешься — горячая голова, удержу не знает. Поэтому он и решил, что Киму надо поостыть в караулах у Овечки, — и ему полезно будет, и мать немного поуспокоится. Решил и отменять своего решения не собирался.