Чудесный дар - [4]

– Я едва к ней притронулась…

Но не успела я даже договорить, как он отвесил мне такую оплеуху, что эхо отдалось во всем сарае.

– А таковским, как ты, и притрагиваться не надо, – прошипел он. – Выметайся домой к своей ведьме-мамашке и посмей только снова появиться… Пробуждающая ты Совесть или нет, получишь такую взбучку, что вовек не забудешь, пусть даже мне придется накинуть тебе мешок на голову, чтобы не видеть твоих глаз, и хорошенько отдубасить тебя!

Я едва держалась на ногах. Меня совершенно оглушила пощечина. Стуча зубами, я ощутила на языке вкус крови. Но я знала, что без толку молить о сострадании… И, выпрямившись, попыталась сделать вид, что все они мне безразличны: Силла, ее отец, Сасия да и все они вместе взятые.

И я, не оглядываясь, вышла в дождь и непогоду.

Немало времени отнял у меня обратный путь в эти полмили домой! А еще больше пришлось выждать, чтобы собраться с духом и войти в дом к матушке. Дело было не только в том, что мой зеленый шерстяной плащ, и кофта, и передник – все, что на мне, пропахли сывороткой и годились скорее на подстилку свиньям, чем в стирку. Я думала, что матушка не придет в восторг от того, что стряслось. И от того, что я натворила!

Вместе с тем я чувствовала себя до ужаса несчастной, безмерно, до глубины души несчастной и одинокой. У Давина были друзья. У Мелли были друзья – она почти всем и каждому казалась такой милашкой. Почему же у меня никогда не будет никого, кроме родственников?

Итак, моя вылазка завершилась в конюшне у Звездочки. Нечто чудесно утешительное заключалось в этом огромном теплом животном, которому было вовсе безразлично, что у тебя глаза Пробуждающей Совесть. Прижавшись запачканным лицом к мягкой, по-осеннему мохнатой конской шее, я постояла там самую-самую малость, пока на дворе сгущались сумерки.

Луч света блеснул в щелке меж ставнями, и дверь отворилась.

– Дина? – позвала меня мама. – Что ты делаешь здесь в темноте? – Она подняла масляную лампу, чтобы лучше видеть меня. – Что стряслось?

Лгать моей матери, само собой, бесполезно. Да и утаить правду, промолчав, тоже не так-то легко. Вот я и рассказала ей большую часть того, что произошло, а об остальном она и сама догадалась.

Когда я закончила свой рассказ, она немного постояла, глядя на меня. Она не отругала меня, вовсе нет! Она просто подождала, покуда я сама не пойму, что совершила ошибку. А потом кивнула.

– Это дар! – вымолвила она. – Но также сила и власть! Таким даром злоупотреблять нельзя. – Она что-то достала из кармана передника и протянула мне. – Вот, – сказала она. – Я все ждала, когда смогу отдать тебе это. По мне, так сейчас самое время…

То был амулет. Круглая оловянная пластинка, украшенная кружком белой эмали с синим кружком поменьше внутри. Амулет не отличался ни блеском, ни красотой, а цепочку заменял округлый черный кожаный шнурок. Однако я поняла, что это все равно означает нечто особое. Матушка всегда носила такой же, если не считать, что меньший кружок у нее вместо черного был синим.

– Зачем мне это?

– Затем, что отныне ты моя ученица.

– Твоя ученица?

– Да. Отныне я начинаю учить тебя, как пользоваться твоим даром, когда его следует применять, а когда нет.

– Да у меня вовсе нет ни малейшего желания пользоваться им. Для чего он? – Матушка вздохнула:

– Если кто-то что-то украл… или причинил зло другим людям… или убил кого-то, тогда посылают за Пробуждающей Совесть. Ведь есть на свете люди, совершающие злодеяния, не испытывая при этом стыда. А есть и такие, что могут скрыть угрызения совести в душе и найти целую кучу законных, как им кажется, оправданий, причем сами верят: они, дескать, в полном праве причинять зло другим. Но когда прихожу я… таиться больше невозможно… Тогда они не могут дольше скрывать, что натворили, ни от себя самих, ни от других… У большинства людей есть совесть. Ну а если доведется встретить – что редкость – кого-нибудь из тех, кто почти лишен совести, я уж озабочусь тем, чтоб он ее обрел. Потому как я владею даром, каковой достался и тебе. Дар этот совершенно необыкновенный!

– Вот уж чего не желала бы!

– Дитя… Да, это тяжко, а ты столь рано пробудилась… Мне бы хотелось ради тебя самой, чтоб это случилось чуть позднее. Но потребность в нашем даре есть, и потому я не могу искренне печалиться, что и ты наделена им.

– А мне тоже не печалиться, что у меня никогда не будет друзей? И ни один самый обычный человек не сможет заглянуть мне в глаза? – Она притянула меня к себе и легонько покачала взад-вперед, взад-вперед.

– Это не потому, что они не могут. Они просто не хотят. Ведь ты можешь заставить их вспомнить все то, что они вообще хотели бы забыть. Все то, чего они совестятся. – Она убрала с моей щеки прядь волос, слипшихся от сыворотки. – Надо лишь запастись терпением. Рано или поздно ты встретишь того, кто осмелится посмотреть тебе в глаза. И тогда ты одержишь великую победу. Потому что тот, кто смеет открыто заглянуть в глаза Пробуждающей Совесть, – человек совершенно особый, это самый лучший друг, какой тебе когда-либо встретится.

– Пожалуй, это не Силла, – пробурчала я. – Матушка улыбнулась.