Чудесные занятия - [17]

– Пить на такой жаре – верная смерть, но очень уж вкусно, – приговаривал он.

Делия, которая всегда на радостях становилась немногословной, проронила:

– Я сделала это для тебя.

Супруги Маньяра смотрели на нее так, словно пытались угадать рецепт, раскрыть тайны ее кропотливых алхимических опытов, длившихся целых полмесяца.

Роло ликеры Делии нравились, Марио узнал об этом от супругов Маньяра, когда их дочь куда-то отлучилась.

– Она готовила ему уйму разных напитков, – сказали они. – Но Роло пить остерегался – из-за сердца. Спиртное сердечникам вредно.

«Да, хиленький женишок попался», – думал Марио, и ему становилась понятна теперешняя раскованность Делии, игравшей на пианино. Он чуть было не поинтересовался у Маньяра вкусами Эктора: неужели Делия и ему делала ликеры и сласти? В памяти всплыли конфеты: Делия вновь увлеклась их приготовлением и выкладывала рядами на полку в кладовке, чтобы они подсохли. Внутренний голос подсказывал Марио, что Делия достигнет в этой области фантастических успехов. Он долго ее упрашивал, и наконец она дала ему конфетку на пробу. Прямо перед его уходом принесла на мельхиоровом блюдечке нечто белое и воздушное. И пока Марио вкушал лакомство – чуточку горчащее, со странной смесью мяты и мускатного ореха, – Делия стояла, скромно потупив взор. Нет-нет, хвалить ее незачем, ведь это первая проба, до желанного результата пока далеко. Но когда Марио явился в следующий раз – вечером, перед самым уходом, в прощальной полутьме, – Делия снова устроила ему дегустацию. Пробовать конфету нужно было с закрытыми глазами, и Марио, послушно смежив веки, ощутил, как сквозь густой вкус шоколада пробивается слабый мандариновый дух. На зубах похрустывали миндальные крошки, вкуса их он толком не разобрал, но рад был почувствовать хоть какие-то точки опоры в этой приторно-призрачной массе.

Делия осталась довольна. Примерно такого эффекта ей и хотелось добиться, сказала она. Надо, конечно, еще поэкспериментировать, подработать кое-какие детали. Супруги Маньяра заметили, что Делия давным-давно не садилась за пианино, а с утра до ночи занимается ликерами и конфетами. Они не то чтобы жаловались, но явно выражали недовольство.

«Наверное, их огорчает расточительность Делии», – подумал Марио.

И по секрету от Маньяра попросил у нее список продуктов, необходимых для приготовления конфет. Тут она совершила нечто неслыханное: обвила руками его шею и чмокнула в щеку. Губы ее пахли мятой. Смакуя этот запах и вкус, Марио закрыл глаза. И поцелуй повторился, еще крепче и трепетней.

Марио сам не знал, ответил он ей или нет; вполне может быть, что он стоял, как истукан, покорно дегустируя в полумраке гостиной Делиины прелести. Она была в ударе, играла на пианино так, как теперь не играла почти никогда, и пригласила его назавтра в гости. Ни разу еще они так не разговаривали, ни разу так не молчали. Супруги Маньяра явно заподозрили неладное, потому что примчались, размахивая газетами и вопя про какого-то авиатора, пропавшего без вести над Атлантикой. Они включили люстру, и рассерженная Делия вскочила из-за пианино, напомнив Марио ослепленную светом сороконожку, которая в жуткой панике несется по стене. В дверях она всплеснула руками и, будто устыдившись, вернулась обратно, искоса, исподтишка поглядывая на отца с матерью и улыбаясь.

В тот вечер Марио безо всякого удивления, словно подтверждая давно известный факт, осознал, насколько хрупок покой Делии, как неумолимо давит на нее двойной груз смерти. Ну, Роло еще ладно, что было – то быльем поросло, но смерть Эктора не лезла уже ни в какие ворота, слишком явно из-под разорванной мишуры выглядывало зеркало. От прежней Делии оставались ее изящные причуды, колдовство над разными зельями и животными, взаимодействие с простыми и таинственными вещами, близость к миру бабочек и котов, дыхание, в котором исподволь угадывалось веяние смерти… И Марио дал обет безграничного милосердия, поклялся, что будет годами лечить Делию в светлых покоях и отгороженных от воспоминаний парках; может, ему и не стоит жениться на Делии, а лучше просто продолжить их тихий роман, чтобы третья смерть не ходила бок о бок с Делией в лице ее нового жениха, следующего кандидата на кладбище.

Марио казалось: супруги Маньяра обрадуются, когда он начнет приносить Делии ароматические экстракты, однако они, наоборот, насупились и мрачно ретировались, не проронив ни слова… правда, в конце концов они всегда сдавали позиции и убирались восвояси, особенно когда наступало время дегустации; как правило, это происходило в гостиной почти ночью, и Марио полагалось с закрытыми глазами определить – порой после долгих колебаний, ведь речь шла о величайших тонкостях! – вкус нового лакомства, крохотного чуда, лежавшего на мельхиоровом блюдечке.

Взамен Делия соглашалась сходить в кино или прогуляться по району Палермо. И забегая за ней вечером в субботу или утром в воскресенье, Марио всякий раз чувствовал благодарность и поддержку мамы и папы Маньяра. Похоже, они мечтали остаться вдвоем, чтобы спокойно послушать радио или перекинуться в картишки. Делии же, напротив, явно не хотелось уходить, если старики оставались дома. Нет, она не скучала в обществе Марио, но в тех редких случаях, когда родители отправлялись вместе с ними на прогулку, веселилась гораздо больше; так, например, на Сельской выставке она действительно развлекалась, попросила купить ей леденцов и пристально, до боли в глазах разглядывала на обратном пути игрушки, которые подарил ей Марио. Свежий воздух шел Делии на пользу, отметил Марио, лицо ее просветлело, а походка стала решительной. Как жаль, что вечером нужно возвращаться в кухню-лабораторию и, погрузившись в глубокую, непреходящую задумчивость, с щипчиками в руках колдовать над весами. Теперь Делия целиком была поглощена приготовлением конфет и почти совсем забросила ликеры; пробовать же свои творения Делия в последнее время позволяла крайне редко. Родителям – так и вовсе никогда; впрочем, Марио не без оснований подозревал, что Маньяра и сами брезгуют новой пищей, им больше были по вкусу обычные карамельки, и если Делия оставляла на столе коробку конфет (хотя она не предлагала родителям полакомиться, это как бы подразумевалось), они выбирали те, что и с виду попроще, и на вкус попривычней, а шоколадные конфеты даже разрезали пополам, чтобы посмотреть на начинку. Глухая досада Делии, сидевшей за пианино, ее напускная рассеянность забавляли Марио. Она приберегала для него свои новые достижения, в последний момент выплывая из кухни с мельхиоровым подносом в руках; как-то раз они припозднились, музицируя, и Делия позволила ему зайти в кухню, чтобы попробовать свежеприготовленные конфеты. Когда зажегся свет, Марио увидел спавшего в углу кота и тараканов, удиравших что было мочи по каменным плиткам пола. И вспомнил, что дома матушка Селеста посыпает плинтусы на кухне желтым порошком. В тот вечер Делия потчевала его кофейными конфетами со странно солоноватым, слабо выраженным привкусом; казалось, на донышке притаилась слеза; глупо было думать об этом… об этом и о слезах, оросивших крыльцо в ночь гибели Роло.