И вдруг — вот уж кого не ожидали! — на пчельнике появился Неходихин. И тоже не один — с ним три девушки из Брехаловки: Пашина сестра — Надежда, Ванина сестра — Вера и Яшина сестра — Любовь.
Они сделали вид, будто ничуть не удивились, встретив здесь своих пропавших братьев.
— Наше вам! — приветствовал их Федя. — На собрания не дозовешься, а на пикник пожаловали! А где же самовар? Вам заказывали принести самовар и посуду.
— Дед Савохин тащит, — сказал Неходихин, — приотстал немного.
— А вот и я! — сказал дед, появляясь с мешком за плечами. Развязал мешок и высвободил из него громадный медный самовар.
— Казенное имущество, никому не мог доверить, — сказал он, любуясь жарко сияющим красавцем.
— А ну, кто помоложе — за еловыми шишками! — скомандовал Федя.
Пока ставили и разжигали самовар, Вася стал наигрывать танцы.
— Кавалеры, приглашайте дам! — предложил веселый Аким и пошел в первой паре, подцепив учительницу.
Федя пригласил комсомолку из Лесных Полян. И крикнул Неходихину:
— Эй, дружище, опять сторонишься, а ну давай танцуй!
Неходихин нехотя пригласил другую комсомолку из Лесных Полян и вошел в круг танцующих. Люба Волчкова озорно, тряхнув русыми косами, сама пригласила Петю.
А Надя и Вера стали танцевать вдвоем.
Танцевали польку-бабочку — танец, хорошо получавшийся на лужайке.
Не получалось только у Неходихина. Партнерша то и дело наступала ему на ноги. Сменил барышню, стал танцевать с Надей. И та ему ноги давит. Заиграли краковяк — подхватил Неходихин учительницу и снова подскочил от боли.
Зато вот веселый Аким со всеми танцевал ладно, ловко, отлично. И все посмеивался над Неходихиным.
Дед Савохин, старик Гуторин, бабушка Шагайка любовались танцующими.
Вскоре к ним присоединился еще один зритель. Какой-то незнакомый человек вышел из леса. На нем были новые охотничьи сапоги, новая куртка, обшитая по бортам кожей. Шляпа с пером. Новенькое ружье, поблескивая узорным чеканенным ложем, висело дулом вниз на плече.
Он был выбрит до синевы, и трудно было определить, стар он или молод.
Уж не бывший ли барин какой-нибудь объявился? Но странно, псы-близнецы Жулик и Мазурик скакали вокруг него, радостно повизгивая.
— Батя! — воскликнул вдруг Федя Жнивин, узнав отца. — Да ты ли это?
И, оставив свою барышню, бросился к охотнику.
Тут все узнали старого егеря: он вырядился на смотрины невест.
Раздался удивленный шум. Вдруг бабушка Шагайка закричала:
— Оборотень! Смотрите на него — оборотень! Сама видела, как он этой ночью из старого в молодого перевернулся! Был с усами, с бородой, а как пыхнул на него колдовской огонь из печки, так стал молодой!
— Да что ты, тетя Шагайка, неужто ты и впрямь в такую чепуху веришь? Не срами! — взмолился Афанасий. — Просто я во все новое переоделся ради этого пикника.
— А бороду куда дел? А усы? — подступала к нему Шагайка.
— Ну, было… Ну, припалило малость… А остатки я подбрил… И ничего такого…
— Ах, ничего такого? А печка в небо не стреляла? А щука из трубы, как ведьма на помеле, не вылетала? — наступала Шагайка.
— Ну и шут с ней, я другую принес, посмирней. Вот она, уху из нее будем варить! — И преображенный Афанасий Жнивин вынул из рогожи щуку нового улова.
Восторг участников пикника был шумен и многоголос.
Ну а потом, конечно, варили уху. И пили чай с медом, привезенным стариком Гуториным. И снова танцевали.
И много было шуток над всеми происшествиями и много веселья. И вот чудо — даже Неходихин под конец стал улыбаться, даже хихикал потихоньку.
Много было и для него сюрпризов, но самый неожиданный ждал его в конце. Когда пир был окончен, Федя пригласил всех сесть потесней у костра и сказал:
— Тише, товарищи, пошутили, и хватит. Разрешите собрание партийно-комсомольского актива с приглашенными сочувствующими беспартийными считать открытым. Вот листок — присутствующие, распишитесь. Протокол пусть ведет учительница, она грамотнее всех. Возражений нет?
Возражений не было. Так же приняли и повестку дня.
Первый вопрос: информация об организации МТС.
Второй: о создании единой парторганизации трех деревень — Брехаловки, Нахаловки и Лесных Полян.
Третий: об укрупнении колхозов.
Четвертый: о работе пионерской организации.
Вопросов было много, что и говорить. Пока заседали, дров в костер раз десять подкладывали. И разошлись только на рассвете.
Расходились бодро, все были веселы, кроме Неходихина. Собрание выразило ему недоверие, и он плелся уныло, обдумывая, уехать ли ему к раскулаченному отцу, неплохо устроившемуся на лесозаготовках, или податься на стройку Магнитки? Там его еще не знают с плохой стороны. Глядишь, и выдвинется. Работать в новом колхозе ему не хотелось, а руководить в нем не предложат даже сыроварней. На эту должность рекомендовал его бывший начальник Василь Василич, он же Вильгельм.
Вот такие-то дела совершались на этом удивительном пикнике. Шел он, рассчитывая попасть на гулянку, а попал на собрание. Думал поесть, попить, повеселиться, получить удовольствие, а получил строгий выговор.
Плелся Неходихин в одиночку, пропустив строй пионеров с вожатым во главе и оставив позади деда Савохина, прибиравшего свое имущество: самовар, чашки, ложки.
