Чудесная лодка [авторский сборник] - [12]
Маленькое чудовище
Вдруг я слышу, что-то как плеснёт у самого борта, даже корабль на волне качнуло.
Смотрю — какое-то чудовище за бортом. То отплывёт, то приблизится и тяжко-тяжко вздыхает. Исчезло, появилось впереди корабля, вынырнуло у самой кормы, вода от его всплесков зелёным светом горит.
Кит! А какой — никак не разберу.
Всю ночь за кораблём плыл и вздыхал.
А на рассвете разглядел я его: голова тупая, как кувалда, длинная — ни у одного зверя такой нет, — глазки крошечные, а ноздря всего одна. Из воды её высунет, фонтан пара выпустит, вздохнёт тяжело и опять уйдет под воду.
Это молодой кашалот.
Тут проснулся капитан, вышел на палубу.
Я спросил у него:
— Что это он плывёт за нами?
— Да, верно, принял наше судно за кита. Молодой ещё, молоко на губах не обсохло. И, видно, отстал от матери, от своего стада. Все кашалоты, как только начинаются осенние штормы, уходят к экватору.
Пока капитан рассказывал, кашалот отстал от корабля и поплыл на юг. Фонтан его между льдами ещё долго был виден, потом исчез.
— Экватор пошёл искать, — сказал капитан.
Тут даже и я вздохнул: найдёт ли это маленькое чудовище свою маму?
Лампанидус
Острова торчали огромными белоснежными сугробами в зелёном, зимнем океане.
Снег на верхушках сугробов курился от ветра.
Подойти кораблю к островам нельзя: высокие волны разбивались об отвесный берег. Дул ветер, на палубе выла вьюга.
Корабль наш был научный: мы изучали зверей, птиц, рыб, но сколько ни вглядывались в океан, ни один кит не проплыл мимо, ни одна птица не пролетела к берегу и на снегу не видно было ничего живого.
Тогда решили узнать, что делается в глубине. Стали опускать в океан большой сачок с крышкой.
Опускали сачок долго. Солнце уже закатилось, и сугробы стали розовыми.
Когда сачок подняли, было уже темно. Ветер раскачивал его над палубой, и сачок мерцал в темноте синими, млечными огоньками.
Весь улов свалили в литровую банку и унесли в каюту. Попались тонкие, нежные рачки и совсем прозрачные рыбки.
Я вытащил всех рыбок из банки, и на самом дне лежала маленькая, величиной с мизинец, рыбка. Вдоль всего тела тремя рядами, как пуговицы, горели живые синие огоньки.
Это была рыбка-лампочка. Глубоко под водой, в кромешной тьме плавает она живым фонариком и освещает себе и другим рыбам путь.
Прошло три дня.
Я зашёл в каюту. Маленький лампанидус давно умер, а огоньки всё горели синим, нездешним светом.
Осьминожек
А когда совсем потеплело, с береговым ветром прилетела на палубу бабочка.
Я поймал её, принёс в каюту и стал вспоминать, как весной в лесу зяблики поют и на полянах бегают ёжики.
«Хорошо бы, — думаю, — ёжика поймать! Только где его в северном море поймаешь?»
И завёл я вместо ёжика маленького осьминожка: он с рыбой в сетях запутался.
Посадил я осьминожка в банку от варенья, а банку поставил на стол.
Так и жил у меня в банке осьминожек. Я что-нибудь делаю, а он за камушком притаится и за мной подглядывает. Камушек серый, и осьминожек серый. Солнце его осветит — жёлтым станет, это он так маскируется.
Однажды я читал книгу. Сначала тихо сидел, а потом стал быстро перелистывать страницы.
Осьминожек вдруг стал красным, потом жёлтым, потом зелёным. Он испугался, когда страницы замелькали.
А ёжик разве так умеет? Он только колется и фыркает.
Постелил я как-то под банку зелёный платок — и осьминожек стал зелёным.
А один раз я банку с осьминожком на шахматную доску поставил, и осьминожек не знал, каким быть — белым или чёрным? А потом разозлился и покраснел.
Но я его больше не злил. И, когда наступило настоящее лето, я выпустил осьминожка на подводную полянку, где помельче и вода потеплее: ведь он ещё совсем маленький!
Как воробей на Камчатке побывал
Даже матроса у трапа поставил, чтобы он не пускал никого.
Да всё равно не уследили. Безбилетный пассажир на корабле оказался.
Вышел я утром на палубу. Корабль в открытом море идёт, земли не видно. Погода тихая, солнышко светит. Смотрю — по палубе прыгает воробей, поклёвывает что-то между досками. Увидел меня воробей, зачирикал и на мачту перелетел, сверху на меня поглядывает. Перья у него на груди ветер раздувает, а хвоста нет. Наверное, потерял в драке.
А корабль в Петропавловск-на-Камчатке идёт.
Гнать воробья нельзя уже — не долетит он до суши, в волнах погибнет!
«Что ж, — думаю, — с ним делать? Раз уж на корабль пробрался, пускай остаётся».
Так и поплыл с нами воробей. Днём по палубе прыгал, а на ночь прятался под брезент в шлюпку, чтобы ветром не сдуло в море.
Я уже и забыл про воробья. На четвёртый день пришёл корабль в Петропавловск и под разгрузку стал у причала. Команду списали на берег. Я тоже в город пошёл купить папирос.
