Чудаки и зануды - [34]
— Похоже, демоны до поры до времени отступились от тебя, — заметил дедушка. — Может, тебе без них ещё взгрустнётся. Как ни странно, даже о неприятностях начинаешь скучать, когда они проходят. Удивительно, правда? — Он вздохнул.
И я догадалась, что он имел в виду не только мои злоключения.
— Ага, — поддакнула я.
Мы снова замолчали. Похрапывал Килрой. Тихо тикали часы.
— Ну пойду лягу, галчонок, — прошептал дедушка. Но не ушёл. Остался сидеть. Просунул свою ладонь в мою, чтобы казалось, будто я его удерживаю.
— Помнишь… — начал он.
И мы предались воспоминаниям, а время шло. Мы вспоминали знакомую с детства лесную прохладу, черничники и малинники, как гадюки высовывали качающиеся головки, но опасности не было. Солнце минувших лет освещало нас и высушивало после дождя или купания. Наши воспоминания были как солнечная прогалина в ночи.
— Не пора ли тебе спать, отец! — крикнула сверху мама.
— Сейчас-сейчас! — отозвался дедушка, но и не подумал уходить. Остался со мной. — Знаешь, глупышка, — медленно проговорил он, — завтра я позову друзей. Хочу вроде как попрощаться, понимаешь? Чувствую — пора.
Вчерашние тёмные волны ворвались в окно и обрушились на меня ледяным потоком. Так мне показалось. Я крепко сжала дедушкину руку. Я всё поняла.
— Неправда, — прошептала я. — Ты обманываешь! Ты не можешь умереть!
Но я знала, что он говорит правду. Зачем ему врать?
— Не сердись, дружок, — прошептал дедушка. — Я уже стар. Тело устало, ему уже невмоготу. Вдобавок, не скрою, мне любопытно, что будет потом. Занудам, поди, всё ясно: вечный сон или вечная жизнь, — но для нас, чудаков, нет определённости. Будь всё ясно и понятно, зачем тогда чудаки? И Бог был бы только один — бог зануд и праведников. Тогда уж лучше вечный покой. Избави меня Боже от вечной жизни зануд!
Я почувствовала, как в темноте дедушка улыбается своей волчьей улыбкой. Он сидел подле меня, пока печаль не утихла и не стала грустью, а грусть не сменилась усталостью. Только когда первые рассветные лучи пробрались в комнату, дедушка, тяжело ступая, поднялся к себе. Наверное, решил, что я уснула.
Я ощупью отыскала стеклянный шар. Давно я в него не заглядывала.
Не знаю, что я ожидала увидеть. Царство небесное для чудаков, где дедушка — главный святой? Шар собрал утренний свет в яркую точку. Я увидела дедушку в саду, в окружении птиц, бабочек, людей.
«А дальше?» нетерпеливо прошептала я и щёлкнула пальцем по прохладному стеклу.
С тонким звоном шар треснул посередине. У меня в руках остались две безжизненные половинки.
Вечернее солнце пробивалось сквозь пушистые клочья облаков.
К шести стали собираться гости. Одни приехали на такси, другие — на автобусе, а у некоторых вид был такой усталый, словно они всю дорогу шли пешком.
Дедушка хлопотал весь день. Разъезжал повсюду в своём кресле, следил за стряпнёй, командовал, как накрывать столы. Он выглядел бодрым и румяным и, слегка фальшивя, напевал что-то себе под нос. Может, попросту старался таким манером отогнать тревогу. А вдруг он ошибся?
Каждого гостя дедушка встречал радостными возгласами и громко чмокал в щёку. Он лежал под цветущей вишней на кровати красного дерева, которую мы вынесли в сад, точнее — возлежал на горе подушек, похожих на летние облака, спустившиеся прямо с неба.
Большинство гостей были мне незнакомы. Многие, видимо, приехали из дома престарелых: улыбчивые дрожащие старички и старушки с палочками, разодетые в чёрные костюмы и блестящие платья. По саду распространялся запах туалетной воды и терпких духов.
Я стояла подле дедушки в цветастом шёлковом платье, которое он подарил мне на Мейе, — том самом, бабушкином.
— Это Симона, моя любимица, — представлял меня дедушка.
— Бедняжка, — прошептала старушка в чёрной соломенной шляпке, обнимая меня хрупкими ручками. Она вся дрожала.
Мама расхаживала в бабушкиной большой шляпе и разливала пунш, который дедушка приготовил в том самом зелёном корыте. Сейчас в нём плавали виноград, ломтики лимона и киви и белые цветочные лепестки.
— Дорогие друзья! — объявил дедушка певучим голосом. — Налегайте на угощение, чувствуйте себя как дома, милые мои чудаки!
Мы расселись за длинным столом. Белая скатерть слегка колыхалась на ветру. Скоро от чопорности не осталось и следа. Её вытеснили пирожки, паштеты, кулебяки, селёдка, пряные цыплячьи окорочка, утиные грудки под малиновым соусом и смыли лимонад, вино и пиво.
Сам дедушка ел немного. Лишь пробовал по чуть-чуть.
Я хотела положить ему побольше, но он покачал головой.
— Сегодня мне хочется просто смотреть, как едят другие, — сказал он. — Я не голоден.
Мне тоже не хотелось есть. Но остальные накладывали себе на тарелки всевозможные разносолы, салаты и фрукты. Голоса звучали всё громче, звонкий смех взлетал к кронам деревьев, а над свалкой балансировало солнце — словно зрелый персик.
— Я вас всех люблю! воскликнул дедушка и поднял бокал.
Медленно опустились сумерки. Заиграл оркестр. Тот самый, который дедушка собрал в доме престарелых. Сегодня он сам не играл, только слушал. Скрипки стрекотали, как сверчки, кларнеты громко мяукали, будто мартовские коты, бухал барабан, гармошка блеяла, словно овечий хор. Дама в чёрной соломенной шляпке играла на арфе, как будто расчёсывала волосы великанше. Под деревьями колыхались танцующие.
