Чучельник - [25]
– Алексей Леонидыч, голубчик! Поспали бы ещё, отдохнули бы! – прошептала она.
– Не извольте беспокоиться, Эльза Мироновна. Мне-то немного надо, обычно сплю и того меньше. – Также, громко шепча, ответил я.
– Хорошо, я тогда сейчас схожу за молоком, к Авдотье, завтракать будем!
Вернувшись от молочницы, первым делом мадам Винер растолкала сонную Настю, и, велев ей собирать на стол, отправилась в глухую комнату, навести утренний туалет. Вернулась быстро, и села к окошку, за рукоделие.
– А Настю отчего бы не посылать за молоком? – кивнув на девочку, хлопотавшую у стола, спросил я.
Эльза Юрьевна прекрасно расслышала мой вопрос, я в этом уверен, но сделала вид, что ничего не слышит, и продолжила сосредоточенно втыкать иголку в вышивку.
Завтрак был также незатейлив, как и ужин: деревенский творог, молоко, половина вчерашней ковриги, которая, не смотря на то, что на ночь её укрыли рушником, успела зачерстветь. Выпив пару свежайших куриных яиц, я подмигнул Николя, который только успел проснуться и приветствовал меня кивком своей сонной головы с копной спутанных волос.
– Morgen! – произнес он, вставляя голые, поросшие редким рыжим волосом ноги в удобные сапоги, которые предусмотрительно одел вместо ботфорт. На мне, кстати, были такие же: Эльза Мироновна отдала мне старые сапоги сына. Раненные ноги мои, распаренные в чудесном травяном отваре, за ночь почти зажили, теперь я лишь слегка прихрамывал, и то скорее из-за того, что никак не мог поверить в столь быстрое исцеление.
При дневном свете дом оказался не таким справным, как показался мне накануне. Сумерки скрадывали рассохшиеся трещины, паутину в углах, и низкий, потемневший от времени потолок. Зато сама хозяйка преобразилась: без дурацкого чепца и пенсне она смотрелась, как настоящая мать благородного семейства.
Гостить у госпожи Винер долго не входило в мои планы, я и сам не ведал, зачем приехал, хотя чувствовал, что не зря. Безусловно, Эльза Винер знала нечто такое о моем отце, чего я не знал, и это был не какой-нибудь заурядный факт его биографии, здесь была сокрыта тайна. Я ощущал её. И был уверен, что непременно раскрою: важно только разговорить женщину, не испугав её.
У меня был с собою добрый табак, в мешочке. Изредка я вспоминал о нем, чаще всего тогда, когда мысли заходили в тупик. Вспомнил и сейчас. Зачерпнув пальцами щепотку, я вдохнул, и, закрыв глаза, от души чихнул. Я не слышал, как тихо подошла ко мне мадам Винер, и невольно вздрогнул, когда услышал её голос:
– Что это у Вас, Алексей Леонидович, часом не табак?
– Так точно-с, табак. Желаете попробовать? – я протянул ей мешочек с табаком. Она взяла его, понюхала, и спросила:
– А как же табакерка Вашего батюшки? Помнится, у него была роскошная табакерка. Где она теперь?
Достав из саквояжа табакерку, я протянул её Эльзе Мироновне.
– Да, красивая вещь, вот только табак там, должно быть, выдохся.
Она осторожно взяла табакерку, и поднесла к самым глазам.
– Отличная вещь! – сказала, помедлив, – работа немецкого мастера, Шварца – она с нескрываемым сожалением вернула её.
– Да, память об отце, – я принял коробочку двумя пальцами и отправил её в саквояж. Мне хотелось расспросить Эльзу подробнее – о табакерке и Шварце, но тут в дверь постучали, после чего на пороге появилась сгорбленная старуха.
– А! Доброго здоровьичка, баба Степанида! – приветствовала её хозяйка. – Заходи, мы тут как раз собирались чай пить.
– И Вам многая лета, добрые люди, – поклонилась бабка и села за стол. Настя подала ей дымящийся взвар, и старуха, сделав глоток, похвалила:
– Молодец, Настасьюшка, будет из тебя толк! Ступай, моя хорошая, ступай. Иди вот, дровишек что ли, принеси. Что-то зябко у вас.
– И то верно. Сходи, голубушка, принеси. – Подхватила Эльза Мироновна. Едва девочка вышла за дверь, старуха, отставив чашку, прошептала:
– Недалече от Тумаевки, в лесу, человека нашли. Весь в разных местах!
– Как это? – удивилась хозяйка, а мы с Николя навострили уши.
– Как, как… голова здесь, ноги там… ужас кровавый! По описанию уж больно на Афрания нашего похож. Сама-то я не видала, но народ говорит, будто бы он. И Панкратов свояк его признал. Сам полицмейстер из города на место выехал, говорят, гонют туды солдат, будут убийцу ловить.
– Это из-за простого-то мужика? Полноте! – не удержался я.
Старуха, не обращая на меня никакого внимания, сделала маленький глоток, и, поставив чашку, добавила:
– Говорят, что это дело государственной важности. И будто бы расследование не прекращалось с самого что ни на есть первого убийства, когда задрали подьячего. А сейчас мол, могут точно показать убийцу. И народу собралось видимо невидимо, всем охота посмотреть!
Мы с Николя переглянулись. Мне показалось, что мы думаем об одном и том же: что было – бы не плохо прямо сейчас отправится на поимку убийцы. Но думы его, были несколько другого, более меркантильного свойства.
– А что же коляска? – не выдержал он наконец. – Афраний ведь был на коляске. Нашли?
– Про то ничего не ведаю – я ж объясняю, не было там меня! – старуха снова взяла в руки чашку. – Вы это, дочке-то его, не говорите пока. Может статься, ошибка какая. – перекрестившись, старуха выпила взвар до дна. Отерев рот рукавом, она встала и поклонившись хозяйке, заковыляла к выходу. Но не успела старуха взяться за ручку двери, как та резко распахнулась, и в дом ввалилась бледная, растрепанная Настя.
…Однажды Смерть пригласила в гости Любовь, и, чтобы та не замерзла в стылом сумраке, решила затопить печку. Печь была такая закопченная и грязная, что Смерти стало неловко. Подумав, она решила выложить её снаружи изящными, цветными изразцами, на которых были бы изображены сценки из жизни людей. Каждый рассказ Милы Менки – это изразец на печи, которую Смерть зажигает во Имя Любви.
Повесть-сказка, без моральных нравоучений и объяснения смысла жизни для нашей замечательной молодежи. Она и без нас все знает.
Максим, как и многие люди, жил обычной жизнью, не хватая звёзд с неба, но после поездки в Индию, где у него произошла довольно странная встреча с одним мудрым старцем, фундамент его привычного мировоззрения дал трещину, а позже и вовсе рассыпался в прах. Новый смысл и уже иные горизонты увлекли молодого человека к разгадке очень древней тайны жрецов… И это ещё не всё, впереди другие приключения и жизненные головоломки. С уважением, Вячеслав Корнич.
Тяга к взрослым мужчинам — это как наркотик: один раз попробуешь — и уже не в силах остановиться. Тем, для кого априори это странно, не объяснишь. И даже не пытайтесь ничего никому доказывать, все равно не выйдет. Банально, но вы найдете единомышленников лишь среди тех, кто тоже на это подсел. И вам даже не придется использовать слова типа «интерес», «надежность», «безопасность», «разносторонность», «независимость», «опыт» и так далее. Все будет ясно без слов. Вы будете искать этот яд снова и снова, будет даже такой, который вы не захотите пустить себе по вене, но который будете хранить у самого сердца и носить всегда с собой.
Мэпллэйр – тихий городок, где странности – лишь часть обыденности. Здесь шоссе поедает машины, болотные огни могут спросить, как пройти в библиотеку, а призрачные кошки гоняются за бабочками. Люди и газеты забывают то, чего забывать не стоит. Нелюди, явившиеся из ниоткуда, прячутся в толпе. А смерть непохожа на смерть. С моста в реку падает девушка. Невредимая, она возвращается домой, но отныне умирает каждый день, раз за разом, едва кто-то загадает желание. По одним с ней улицам ходит серый мальчик. Он потерял свое прошлое, и его неумолимо стирают из Мироздания.
Молодая семья, идеальный быт, идеальные отношения. Сэм – идеал мужчины и мужа. Мерри – прекрасная мать и хозяйка. И восьмимесячный малыш Конор, ангелочек. Сейчас они живут в Швеции, в доме с цветущим садом… Мерри приглашает подругу детства по имени Фрэнк погостить у них какое-то время. Постепенно Сэм начинает проявлять к ней повышенное внимание, и это пугает молодую супругу. А вот Фрэнк замечает кое-что странное в отношении Мерри к сыну… С каждым новым днем, проведенным в семье, Фрэнк убеждается, что все, что она видит – иллюзия, маски, за которыми скрываются настоящие лица: жестокие, деспотичные и кошмарные.
Кира Медведь провела два года в колонии за преступление, которого не совершала. Но сожалела девушка не о несправедливости суда, а лишь о том, что это убийство в действительности совершила не она. Кира сама должна была отомстить за себя! Но роковой выстрел сделала не она. Чудовищные воспоминания неотступно преследовали Киру. Она не представляла, как жить дальше, когда ее неожиданно выпустили на свободу. В мир, где у нее ничего не осталось.