Чучельник - [14]

– Деньги за эту работу не принесли Генриху Шнайдеру счастья! – глухо сказал он. – Хотя, признаться, это лучшая его работа! Совершеннее этой работы – только моя собственная!

Я понял, что он имеет в виду Амалию.

Мы задвинули гробницу Вилмы тяжелой плитой и пошли за дочерью барона, или, вернее, за ее живыми останками.

Барон зашел за стальную дверь один – я остался ждать снаружи. Наконец, он вышел, неся завернутое в простыню тело. Сквозь ткань проступали пятна крови, но лицо барона было непроницаемо.

Мы разместили Амалию внутри гробницы, и барон в последний раз захотел увидеть ее лицо. Он убрал простыню и закрыл прекрасные зеленые глаза, изумленно смотревшие на нас. Бережно укрыв тело, он достал карточку с фотографией мертвой малышки и положил сверху, после чего мы задвинули и эту плиту.

Третья гробница щерилась, ожидая своей жуткой начинки, но барон не спешил.

– Уходите, друг мой! Я же должен уничтожить свои записи и лабораторию. Возьмите бумаги и уходите! Передавайте привет и наилучшие мои пожелания Анхен. Она достойна счастья!

– Анхен родила от вас ребенка!

– Что за чушь… – сморщил нос барон. – И вы туда же? Анхен напоминала мне дочь, я бы никогда не позволил себе… Нельзя верить всему, что вам говорят.

– Она сама мне сказала.

– Интересно, что именно?

– Примерно так: «Отец моего ребенка – барон С*».

Барон сжал кулак так, что суставы побелели, потом резко расслабил пальцы.

– Отец ее ребенка, несомненно, Фридрих Шульц. Впрочем, мне до него нет никакого дела.

– Вы убили его?

– И пальцем не тронул. Хотя он пытался досадить мне. Сказал, что знает, что я совратил Анхен, и согласен молчать, только если я дам ему денег. Но я-то знаю, что не трогал девушку. Одного не пойму: как она согласилась участвовать в этом мерзком спектакле… Однако заболтались мы с вами… Идите, не то я поддамся соблазну уложить вместо себя вас. – И он кивнул на плиту со своим именем.

Мы в последний раз поднялись в кабинет, чтобы я мог забрать бумаги барона. Звонко стукнулись бокалы, пустая бутылка откатилась в угол комнаты. Сундук с деньгами и ценными бумагами, главной из которых было завещание, заверенное нотариусом, весил, должно быть, не меньше пуда. На прощание барон подарил мне непочатую бутылку вина.

Коротко простившись с ним, я, не оглядываясь, ушел.

…Брут встретил меня настороженно, точно я успел пропитаться враждебными флюидами. Пес не бросился ко мне, а напротив, едва я подошел к нему, шарахнулся и прижался к ногам монаха.

Йоган совсем порозовел. А увидев бутылку вина, которую дал мне на прощание барон, и вовсе расцвел.

– Надеюсь, вино не отравлено? – спросил он, пожевав губами.

– Думаю, нет. Если бы барон хотел убить нас, уверен, он бы предпочел что-нибудь поинтереснее.

– Барон? Вы видели его? – удивился монах.

– Да. Он передал мне для вас вот это.

Я поставил сундук на землю, и монах, сев перед ним на корточки, принялся изучать его содержимое. Он пробежал глазами завещание, удовлетворенно кивнул, затем взвесил в руках мешочек и причмокнул.

– А вы нашли то, что искали? – спросил он, перебирая векселя.

– Да. А также нашел то, что искали вы!

– Неужели вы обнаружили часовню?

– В центре дома, обнесенный стеной, находится родовой склеп. Жена и дочь барона нашли свое упокоение там.

Монах зашевелил губами, пальцы его перебирали четки.

– Вы удовлетворены? – наконец спросил он.

– Не совсем. В этой истории осталось много темных пятен. Барон сказал мне, что груз его преступлений слишком тяжел и последний грех уже ничего не решит… Скоро он убьет себя, и его душа отлетит прямо в ад.

– Господь всемогущий! Как вы можете говорить такие страшные вещи столь спокойно? – вскричал Йоган. – Мы должны во что бы то ни стало помешать ему!

– Успокойтесь, Йоган. В этом нет никакого смысла. Более того, возвращаться в замок опасно. Мы должны как можно скорее убраться отсюда – скоро начнет темнеть, а я не хочу стать добычей волков. И ваша миссия не в том, чтобы поставить грешника на путь истинный: слишком поздно. Ваша миссия в том, чтобы распорядиться его имуществом так, чтобы Церковь простила его и муки, которые он заслужил, были бы не столь ужасны…

– А что будет с девушкой? Расскажите мне о ней, – вдруг попросил монах.

Сначала я подумал, что ослышался.

– Что?

– Вы говорили, что год назад видели в стенах С* девушку… Я тоже ее видел… Она подошла так близко… Потом я стал задыхаться…

Я недоверчиво посмотрел на святого отца:

– Только подошла? Она не пыталась соблазнить Вас?

Монах перекрестился и стыдливо опустил глаза:

– Нет…

Я пожал плечами:

– Ваше счастье. Когда я увидел вас, подумал, что брат Йоган уже беседует со святым Петром…

– Ее напугал Брут, и она в ужасе бежала. Кто она – реальная женщина или бесплотный призрак, привидевшийся мне по сатанинской прихоти?

– Я думаю, что это существо – нечто среднее. В любом случае, душа Амалии нашла упокоение, а тело погребено, – сказал я, откупорив бутылку вина и протянув монаху.

Сделав по глотку, мы отправились в путь. Я шел, не оглядываясь. Впереди бодро бежал Брут, рядом пыхтел монах, неся на плечах неудобный и тяжелый сундук.

В пути нас застал закат. Виноградники закончились, за холмом лежала небольшая деревушка Хекст. Я остановился, чтобы в последний раз взглянуть на замок. Он словно плыл в огромном пепельном облаке. Черные, серые, а местами синие и зеленые дымные нити словно сплетали собой толстый канат, опутавший силуэт замка.