Чтобы желания сбывались - [36]

Билл благодарно кивнул — неожиданное гостеприимство этого старого пьяницы пришлось очень кстати.

Благодетель почти на себе дотащил его до облупившегося пятиэтажного дома с маленькими пыльными окнами. По дороге мужик всё говорил и говорил, иногда останавливаясь, чтобы «смочить язычок»…

— Тут по ночам, брат, кошмар… до Заброшенных Верфей рукой подать, так шатается всякий сброд. Вона тебя как отделали. Небось ещё и обокрали… Известно, какой народ — заметили, что косой — пиши пропало. Я вот, было дело, уснул с получкой на лавочке — и всё, хана…

Билл задрёмывал под его добрый голос, уткнувшись носом в пропахшую табаком потёртую джинсовую куртку.

— Пришли, — благодетель втолкнул Билла в тёмную тесную прихожую, заваленную хламом. — Только шшш… у меня тут жильцы в двух комнатах…

Хозяин любезно постелил Биллу на пол какое-то грязное, но мягкое тряпьё. Оказавшись в тепле и приняв наконец после всех злоключений горизонтальное положение, он моментально уснул. Сквозь громкий стрекот старого холодильника и бормотание не выключенного радиоприёмника ему грезились тонкие перистые облака в потрясающе нежном рассветном перламутровом небе, незнакомом небе, нездешнем, грезились бесконечные ЛЭП, тянущиеся до самого горизонта и чьи-то едва заметные осыпающиеся следы на сухом белом песке…

Открыв глаза и упёршись взглядом в полинявшие и кое-где отстающие от стен обои, он моментально вспомнил всё. Нога ещё побаливала, но уже вполне терпимо. Ушиб, не более. Билл даже чувствовал в себе силы приняться за работу. Он решил, что бегство из апартаментов книжницы было крайне глупым и трусливым поступком. Ведь теперь она может заподозрить, что её телефонный разговор был подслушан… Вот олух! И нужно было поддаваться эмоциям! Но стихийное отвращение, испытанное им к лукавой развратнице, оказалось сильнее логики… Биллу отчётливо вспомнилось ощущение её прохладного влажного пальца в его ключичной ямке. В тот единственный момент он не владел собой, не вполне принадлежал сам себе. Им владели желания. И страшнее этого Биллу ещё ничего не приходилось испытывать в жизни. А в таких случаях самая первая интуитивная реакция — спасаться бегством…

— Хочешь чаю? — осведомился ночной благодетель, заметив пробуждение гостя. — У меня просто больше нет ничего. Даже батон кончился. Но чаю могу. И даже портвешка, тока чуточку…

— Да нет, не надо, спасибо… Я и так не знаю, как благодарить вас… — запротестовал Билл.

— С кем не бывает! Меня самого Бог знает сколько раз чужие люди пьяного домой приводили… Долг платежом красен. Сначала — ты, а потом — тебя. Один человек может забыть добро, но Мир будет его помнить. Так вот, братец. Ступай с Богом.

Со словами «с утреца то свежо, потом занесёшь» на прощание благодетель вручил Биллу насквозь пропахший табаком, растрескавшийся жилет из кожзама и, ласково отечески обматерив его, как умеют только такие полупьяные добрые дядьки, вытолкал за дверь.

К открытию ярмарки Билл, конечно же, опоздал. Но ему чертовски повезло. Администратор тоже ещё не подъехал.

Теперь надо было разобраться с красоткой книжницей. Билл нутром чувствовал, что история с ней не закончилась, а только начинается… Едва он переступил порог склада, как ему непреодолимо захотелось снова её увидеть. Билл успел перерыть все ящики, помеченные на разгрузку, пока искал нужный, на котором чёрным маркером был размашисто подписан номер её секции (как же без предлога!). Превозмогая тупую боль в ноге, он кое-как поплёлся наверх.

Плутовка открывала свою секцию. На выдвинутом в проход стуле для отдыха аккуратной стопочкой лежала оставленная им минувшей ночью в её просторной прихожей джинсовая куртка. Билл робко приблизился, сжимая ящик мерзко мокнущими ладонями.

Книжница повернулась.

— Доброе утро! — воскликнула она, изобразив на лице приятное удивление.

Билл уже не сомневался в том, что все относящиеся к нему эмоции она именно изображает, а не испытывает. Это отвращало сильнее всего.

— Куда же это ты сбежал? — спросила плутовка чуть тише и с привкусом интимности.

— У меня возникли срочные дела… — промямлил Билл, тут же гневно одёрнув самого себя: что ты несёшь, тупица? Но большого выбора оправданий в его распоряжении всё равно не было.

— Неотложные дела? В столь поздний час? Интересно… — она дразняще усмехнулась и приподняла нарисованную бровь.

— Мне вдруг стало плохо…

— Вот как?

Биллу показалось, что книжница немного озадачилась. По-настоящему. И он продолжил игру уже смелее.

— Меня замутило…

— Ой, извини, малыш! Это, наверное, от моего фирменного чая. Туда были добавлены особые травы… — елейно изображая сожаление, извинялась искусительница, — ты, должно быть, аллергик…

Билл неохотно кивнул.

— Вот. Я принёс вам книги, — сухо добавил он, ставя коробку на пол.

Билл чувствовал, как в нём неодолимо усиливалось желание неотрывно смотреть на эту женщину: на её руки и голые плечи, прикрытые полупрозрачной косынкой, на изогнутую талию, на ноги, показывающиеся из-за прилавка, когда она поднималась на стремянку, чтобы поставить на верхнюю полку какую-нибудь из новых книг. Ему вспомнилось невыносимо сладкое, лишающее разом всех мыслей, истребляющее самосознание блаженство, что он испытал в тот миг, когда она коснулась его — и голову обдало быстро нарастающим жаром — как в бане, если на горячие камни выплеснуть ковш воды.