Чтобы встретиться вновь - [10]

Без четверти двенадцать.

Краем глаза он уловил какое-то движение. Роланд выпрямился. В ушах быстро и сильно заколотился пульс. Следовало бы окликнуть – вряд ли тут ему угрожает какая-то опасность, – но шесть лет тренировок и практики заставили его придержать язык за зубами.

Небольшая темная тень пересекла дверной проем и направилась к свету фонаря.

– Роланд? – прошептала она, и у него перехватило дыхание. – Это вы?

Он шагнул вперед.

– Да, я здесь.

Лилибет шла к нему грациозными шагами, не проявляя ни капли робости, словно пересекала собственную гостиную, чтобы поприветствовать утреннего визитера, а не шагала по проходу итальянской конюшни навстречу человеку, бывшему когда-то ее пылким поклонником. На полях ее шляпки блестели капли дождя, скатывались вниз, и она стряхивала их, слегка тряхнув головой.

– Мне даже в голову не пришло взять с собой зонтик, – сказала она, остановившись в нескольких футах от него. – Никто не думает о дождях в Италии.

– Нет, – сказал он. Во рту пересохло. Из головы вылетели все мысли, кроме одной: Лилибет. Здесь, перед ним. Живая, настоящая и бесконечно желанная.

Она протянула ему руку.

– Как поживаете, лорд Роланд? Там, на крыльце, вы застали меня врасплох. Надеюсь, я не показалась вам недружелюбной. На самом деле я очень рада видеть вас после стольких лет.

Ее голос звучал прямо у него в ушах, искренний и дружелюбный. Он коротко пожал ее руку.

– Да, конечно. Я тоже очень рад. Я… мне очень жаль, что… полагаю, можно было подыскать другое место для нашей встречи. Что-то более подходящее.

– О нет. – Ее розовые губки изогнулись вверх; он плохо видел ее глаза из-под полей шляпки. – Это чудесно. Приличным молодым матронам редко выпадает возможность устроить тайное свидание в итальянских конюшнях. Я долгие годы буду об этом вспоминать.

Он сглотнул. Фонарь отбрасывал отсвет на ее щеку, блестевшую от дождевых капель. Роланд различал и бледную шею под воротником ее пальто.

– Честно говоря, я не думал, что вы придете, – признался он.

Лилибет подергала свои перчатки.

– Конечно, я пришла, – понизила она голос. – Конечно, пришла. Ведь мы расстались друзьями, разве нет? Надеюсь… я всегда желала вам только хорошего. И молилась о вашем счастье.

– А я о вашем.

На это она ничего не ответила, только наклонила голову, словно пыталась прочесть следующую реплику на своих башмаках.

– Вы счастливы, леди Сомертон? – мягко спросил он.

– Конечно. У меня очень насыщенная жизнь.

– И никаких сожалений?

Она снова подняла голову.

– Разумеется, сожаления есть. А у кого их нет? Но когда принимаешь решение – важное решение, – назад оглядываться нельзя. Нельзя представлять, что могло бы быть, иначе можно сойти с ума.

Роланд сделал шаг назад.

– А что могло бы быть, леди Сомертон?

Губы ее слегка приоткрылись, она негромко вздохнула.

– Я… я не знаю. У меня не было возможности узнать. Вы уехали в Норвегию, удить дурацкого лосося.

– Да. Лосося. – Он стиснул кулак. Норвегия, его первое задание, вихрь возбуждения. В среду он представился в конторе сэра Эдварда, а в полночь пятницы уже греб на лодке в норвежском фьорде.

– Вы пропали на много недель. Полагаю, поймали столько лосося, что хватило накормить половину Англии.

– Это было таким приключением, – ответил он. – Наверное, я потерял счет времени. Но уж никак не ожидал по возвращении обнаружить, что вы обручены. Из всех мужчин – с лордом Сомертоном!

– Да. Ну… я тоже не ожидала. Но вы уехали на целую вечность без единого слова. Я пошла… – Тут она коротко тоненько засмеялась. – Вы сочтете меня дурочкой. Однажды днем, когда мама думала, что я хожу по магазинам, я даже пошла в норвежское консульство и попросила у них список отелей. Должно быть, они решили, что я сумасшедшая.

– О Господи, Лилибет…

– Нелепо, правда? – Она снова рассмеялась и прошла мимо Роланда чуть дальше, туда, где на стене висела старая упряжь, настолько старая, что кожа высохла и изогнулась. Лилибет потрогала ее пальцем. – В любом случае особой помощи я от них не получила.

– Если бы я знал…

– Но вы не знали. И я не могу ни о чем сожалеть, правда? Сожалеть – значит, сожалеть о Филиппе, а он… в общем, однажды у вас появится свой ребенок, и тогда вы поймете… – Ее голос дрогнул, она замолчала.

– Мне так жаль, Лилибет. Я был дураком, болваном. Нужно было поговорить с вами, перед тем как я уехал. Я и собирался, но планы… в общем, мне не хватило времени. Я буду… знаю, вы не чувствуете того же самого, но я буду сожалеть об этом всю свою жизнь.

– Не надо, Роланд…

– Нет, вы должны позволить мне сказать это. Завтра вы уедете, и я тоже, и один Бог знает, когда мы снова встретимся. Наверное, в какой-нибудь чертовой гостиной. – Он покачал головой.

Ее плечи задрожали. Она повернулась к нему, и фонарь полностью осветил ее лицо, неизменную голубизну ее глаз, влагу на ресницах. Она провела рукой по лбу.

– Не следовало мне приходить. Это так глупо. Я только хотела сказать вам, что я… что у меня все хорошо. Хотела быть решительной и дружелюбной, и посмотрите, что получилось.

– Ничего не говорите, – отозвался он. – Не нужно. У вас есть сын и муж. Я только хочу… хочу сказать, что я им обоим завидую. Если бы только я поступил по-другому! Я был идиотом, молодым болваном – думал, что мир замрет и подождет…