Чтобы всегда по справедливости - [5]

А как это называется? Правильно — эгоизм.

Вот ведь что у Миши получилось. В своем эгоистическом желании он стал и привязчивым, и назойливым, и действительно ходил за дядей по пятам, не давая ему покоя. По-честному говоря, подобное поведение еще как-то понятно для дошкольников, но пионеру-то себя вести так уж непростительно.

Вы, может быть, скажете: «Зачем строго судить Мишу? Уж очень ему хотелось дядины рассказы послушать. Разве это плохо?».

Это-то хорошо. И никто ему в этом не отказывал, как вы сами убедились. Но плохо, когда человек, кроме своего собственного желания, знать больше ничего не хочет и, требуя от других справедливости, сам поступает несправедливо. Его, видите ли, обидели! А он? Никого не обидел? Все виноваты перед ним! А он во всем прав? Ему ведь даже дядины подарки не понравились — вы заметили? Дядя старался — зуб крокодила где-то искал, индейский убор. Хотел приятное племяннику сделать. А он?…

Вот много раз упоминали мы слово «справедливость». И не только Миша о ней говорил, но и Вера, Павлик, даже Верина сестренка Нина. Но если вникнуть сейчас во все эти их разговоры поглубже, то вдруг обнаружится, что все наши герои в чем-то заблуждаются.

Вы, конечно, дорогие мои читатели, про Верину жизнь в семье и про Павликовы беды в школе услышали сейчас от самих героев. И герои считают себя обиженными. Но мне-то, автору, про них больше известно. И я могу вам твердо сказать, что семья у Веры очень хорошая, и отчим хороший, чуткий человек, и мама Верина с дочкой всегда ласковая. Только как Мише мало дядиных рассказов, так и Вере мало маминой ласки. Вот Вере и кажется, что мама более ласкова с Ниной, чем с ней, А Нина? Она скрывает от отца, что дружит с мальчиком, и вообще не делится с ним тем, что ее волнует, потому что ей тоже кажется, будто он не поймет ее. Ну, про Павлика и говорить нечего — всем ясно, что ему тоже только кажется, будто учительница его невзлюбила и придирается. Он учится плохо, а она требует знаний, Требует, а ему кажется, что придирается.

В чем дело? Почему людям иногда кажется не то, что есть на самом деле? Ведь так часто мы хотим, чтобы все было по справедливости, ищем ее у других, требуем к себе, а сами судим о людях несправедливо, ошибочно — не по тому, какие эти люди есть, а по тому, какими они нам представляются. Представим их искаженно и сами же обижаемся на них! Заблуждаемся в чем-то, а обвиняем кого-то. И даже ссоримся. Даже из дома уйти готовы.

Ведь задумал же Миша бросить и маму, и папу и убежать на какой-нибудь корабль. Конечно, у него это, может, только одни мечты и наивные планы, никуда он не сбежит. Но кто знает. Случается, и бегут вот так, не разобравшись…

А как разбираться? Как?

Что надо для того, чтобы правильно судить о людях? Самому быть справедливым?

Да, конечно. Только что это значит: «Я справедливый»?

Ведь каждый так говорит. Мало кто добровольно согласен признать себя несправедливым.

И в чем же она проявляется, эта самая справедливость? Чем я могу измерить ее у себя?

Вообще — с чего она начинается?

«Мне хорошо, мне удобно!»

Представь себе такой случай: ты вошел в трамвай и сел у окна. Приятно обдувает ветерок, и тебе интересно смотреть на мелькающие дома. Словом, и хорошо, и удобно. И вроде бы все законно — место-то «детское».

И вдруг рядом появляется старушка. Свободных мест нет, и она остановилась около тебя. Ты заметил, ее, но делаешь вид, будто не видишь: отворачиваешься, насколько шея позволяет, и так внимательно рассматриваешь улицу, словно никогда ее не видел до сих пор. Готов даже высунуться наружу чуть не до половины. Потому что тебе все-таки немного стыдно. Ты же давным-давно знаешь стихотворение Сергея Михалкова «Одна рифма». Учил его наизусть еще в первом классе. А в нем рассказано, ну, точь-в-точь про это самое — про пионера, который сидит и смотрит в окна трамвая, а старушка стоит перед ним.

И надо бы тебе встать да уступить старушке место, но ты сидишь и сидишь…

А собственно, почему «надо-то»?

В одной школе задали ребятам этот вопрос: почему надо уступать место старшим? Так знаете, что они ответили? Одна девочка сказала: «Так принято, такое правило». А другая сказала: «Из вежливости». И только третья объяснила: «Потому что у стареньких ноги болят».

Вот она правильнее всех ответила! Потому что подумала, что надо заботиться о старых людях — им же труднее стоять в трясущемся трамвае, чем мальчику или девочке. Конечно, я не говорю о трехлетних или пятилетних крохотулях, им тоже неудобно стоять на неокрепших ножонках. Но едва ли нужно доказывать, что десятилетний школьник, который без устали целый день носится с приятелями по улице, играя в войну, не обессилит окончательно, если и постоит двадцать минут в трамвае или автобусе.

Это простой случай. Я уверен, что большинство ребят все-таки уступают место. Редко встретишь такого невежу, который, развалившись, радуется, как ему хорошо и удобно, в то время как рядом переминается с ноги на ногу пожилой человек.

Но вот пример посложнее. И он тоже связан с трамваем или автобусом. Только мальчик вошел не один, а с мамой. Все места были заняты. Кроме одного. На это место хотел сесть старичок. Но мама сказала: «Садись скорее!» И ты обогнал старичка и уселся. А мама подошла и пристроилась рядышком. И все бы ничего, только какая-то женщина возмутилась: