Чтобы свеча не угасла - [10]

Оживленно в рядах мастеров железного дела: кузнецов и бронников. Здесь товар серьезный. Москвичи покупают, примеряют, пробуют кованые наконечники для стрел и копий, боевые топоры, мечи, шеломы, щиты для завтрашнего боевого похода.

Напротив Фроловских ворот Кремля торгуют разной снедью пирожники, блинники, калашники, квасники. Ближе к домам посада много возов со свежей капустой, репой, яблоками, тыквами. Тут же в кадях квашеная капуста, моченые яблоки, огурцы — все, чем богат ныне август-густарь.

На площади тоже много маленьких деревянных церковушек. Только вдоль стены от Никольских до Фроловских ворот Кузька насчитал их целый десяток. На их папертях толпы нищих, болящих, недужных, вдовиц и сирот в грязных одеждах. Рябит в глазах от такого многолюдья, звенит в ушах от говора и криков торговцев, горожан, крестьян, холопов-страдников и просто гулящих людей. Снуют, покрикивая, походячие торговцы-разносчики мелкого товара. Один такой чуть было не сбил Кузьку с ног, когда тот загляделся на всю эту пестроту московского торга. Онфим засмеялся.

— На Москве рот не разевай — с ног сшибут.

В блинном ряду у жаровен с калеными углями краснолицые блинники. Тут блины пекут, тут и продают. Один из них окликнул белозерцев:

— А ну, молодцы, налетай на блинцы. С пылу с жару отведай пару, да еще немножко — два пула[8] плошка.

Блинник, ловко орудуя деревянной лопаткой, снимал горячие блины со сковородки и клал в глиняные миски, поливая их затем маслом из узкогорлой кубышки.

— Лей, кубышка, поливай, кубышка, не жалей хозяйского добришка, — весело проговорил дядька Онфим, решив отведать московских блинов.

— Лей-поливай, да хозяина не забывай, — подмигнув и в тон ему ответил москвич. — Откуда, молодцы такие?

— С Белоозера, дядя.

— Недаром такие белоголовые. Не от озерной ли воды?

— Может и так.

Блинник подал каждому по миске блинов.

— Да, собираются воины со всей Руси. Тут уж до вас ростовцы пришли и костромичи, а то ли будет в Коломне, когда соберутся все. Несдобровать Мамаю.

— А сам-то идешь, дядя? — спросил Кузька.

— А то как же. И сам, и два сына со мной. Идем в пешей рати. Останутся на Москве только старики, жонки, да дети малые…

…Отведав у квасника холодного со льда квасу, Онфим, Кузька и Андрей прошли во Фроловские ворота Кремля.

От самых ворот начиналась Большая кремлевская улица. Дворы за частоколами здесь были добротнее и богаче, нежели на посаде: с решетчатыми сеньми, конюшнями и дворнями. Только у самой стены в переулках стояли дворишки горожан-мастеровых. Большая улица вывела белозерцев к широкой площади, на которой стояли четыре белокаменных храма. Высокий деревянный великокняжеский терем сверкал на солнце стекольчатыми окнами. Там, за ними, держал сейчас совет с воеводами великий князь Дмитрий Иванович Московский.

Белозерцы стояли возле терема на самой вершине кремлевского холма. Внизу под ними в листве деревьев белели зубцы стены у самого берега Москвы-реки. По всему подолу тянулись ряды домишек, амбаров и великокняжеских конюшен. Левее за стеной сгрудились на воде у пристанища лодьи, насады. Живой на плаву мост соединял оба берега Москвы-реки, переходя на той низкой стороне в широкую Ордынскую дорогу.

Отсюда, с высоты холма были видны многие дороги и, казалось, что кремлевский холм высится не только над Москвой, а стоит он утесом посередине всех русских земель, которые тянутся к нему путями-дорогами.

Жила Москва, жила Русь, и не верилось, что там, далеко на юге, за этой синей дымкой, куда уходила Ордынская дорога, двигались к Москве несметные тьмы татарских полчищ, страшных в своей жажде все разрушать и испепелять…

Белозерцы еще долго бродили по кремлевским улицам. Солнце клонилось к закату, когда они через Никольские ворота вышли из Кремля.

Уже затих московский торг, тихо было на улицах Великого посада. Спокойно и неторопливо звонили колокола церквей, созывая горожан на всеношную, помолиться по обычаю о здравии воинов: сыновей, отцов, братьев и всех иных, уходящих завтра на защиту родной земли, идущих умереть или победить…

И поднялась Русь

Тут, братья, стук стучит и гром гремит в славном граде Москве.

Это идет сильная рать великого князя Дмитрия Ивановича…

…Князи Белозерские из камена града Москвы выехали своим полком и храбро их видети войско.

Летословец

На соборной площади Кремля людно, как в праздник. Пешие и конные, москвичи и пришлые из других уделов собрались здесь. В одном строю стоят ростовцы и белозерцы, ярославцы и костромичи, звенигородцы и угличане, кашинцы и устюжане. Так повелось издревле: отсюда с широкой площади Кремля начинался для русских полков и дружин путь на битвы с врагами Руси…

Все было готово к походу. Ждали только выхода великого князя Дмитрия Ивановича.

Но вот с митрополичьего двора из собора архангела Михаила, где проходил напутственный молебен, вышел и он с воеводами и церковным клиром. Статный, черноволосый, в расшитых золотом остроносых сапогах из красного сафьяна по земле ступает твердо. Живые глаза смотрят с достоинством и спокойно.

Князь Дмитрий моложе многих своих воевод. Только черная, недавно отросшая бородка, придает его лицу мужавость и он кажется старше своих тридцати дет.