Чтобы мир знал и помнил - [99]
Разнообразен был круг интересов и знакомых Бабеля – актеры и режиссеры, коннозаводчики и колхозники, писатели и военачальники, художники и голубятники, в том числе Эдуард Багрицкий, Эль Лисицкий, Михоэлс, Лев Славин, Юрий Олеша, Леонид Утесов, Николай Эрдман, Эренбург, Сергей Эйзенштейн, Андре Жид и Андре Мальро, Герберт Уэллс, Лион Фейхтвангер и Эми Сяо. Он умел не терять старых друзей (с которыми учился еще в Коммерческом училище или просто сдружился в Одессе) и охотно приобретал новых – как правило, людей «с вечной игрой воображения».
Разнообразны были его творческие занятия. Зарабатывая на жизнь, писал статьи о новой жизни в стране для журнала «СССР на стройке», много работал в соавторстве с режиссерами над самыми разнообразными киносценариями: «Бежин луг» – о Павлике Морозове, «Мои университеты» по Горькому, «Как закалялась сталь» по Островскому и др. Как вспоминает А. Н. Пирожкова, «заказы для кино были для заработка. Иногда Бабель писал в кинокартине слова для действующих лиц при готовом сценарии, но чаще всего переделывал и сценарий или просто писал его с кем-нибудь из режиссеров заново». «Для души» он заново переводил рассказы Шолом-Алейхема, считая, что они очень плохо переведены на русский язык, составлял собрание его сочинений.
«Для души» Бабель работал над своей пьесой «Закат», «для души» писались и рассказы, и повесть «Коля Топуз». Он собирался к осени 1939 года закончить книгу новых рассказов и обещал жене: «Вот тогда мы разбогатеем». Но 15 мая 1939 года, во время ночного обыска, сотрудники НКВД уложили все рукописи и забрали вместе с Бабелем. Он только и успел сказать: «Не дали закончить».
В январе 1940 года Пирожковой сообщили, что Бабель осужден военным трибуналом на десять лет без права переписки и с конфискацией всего принадлежавшего ему имущества. К тому времени она уже знала, что такая формулировка означает «расстрел», но прокурор из военного трибунала объяснил ей, что «к Бабелю это не относится». Много лет ей повторяли в разных инстанциях: «Бабель жив и содержится в лагерях», и она этому верила. А в 1954 году сообщили, что «муж Бабель И. Э. умер от паралича сердца 17 марта 1941 г.».
И тут она не поверила, потому что к тому времени уже начали возвращаться из лагерей люди и многие рассказывали (а слышавшие ей потом передавали), что они лично видели Бабеля то в одном, то в другом лагере, а в августе 1952 года приходил бывший зэк с письмом, где сказано было, что Бабель умер в лагере в 1952 году. Антонина Николаевна подала в КГБ заявление и написала письмо Ворошилову с просьбой помочь разыскать Бабеля. Через некоторое время тот попросил ей передать, что «если бы он был жив, он давно был бы дома». Достоверную дату смерти Бабеля она узнала только в 1984 году, позвонив в Политиздат и спросив, почему они указали в отрывном календаре в качестве года смерти 1940-й, а свидетельство о смерти дает 1941 год, на что услышала спокойный ответ: «Мы получили эту дату из официальных источников…»
Потом А. Н. Пирожкова начала борьбу, длившуюся тридцать шесть лет: за возвращение рукописей Бабеля (КГБ их уничтожило), воссоздание архива писателя (друзья и читатели передавали вдове то, что у них сохранилось), за издание однотомника (выходил в 1957 и 1966 гг.), за празднование семидесятилетия Бабеля в 1964 году, за публикацию полного собрания сочинений писателя (двухтомник вышел в 1990 году, а перевод его на английский – в 2001 году).
Мне очень нравятся поздние добавления к мемуарам, где Антонина Николаевна рассказывает, что всю жизнь дружила с родными и друзьями Бабеля, о том, как она сохранила впечатления о Бабеле – писателе и человеке, о том, как он родился писателем с удивительно острыми чувствами, что она помнит запах, цвет и ворожбу его слов, о том, что ей нравится читать о влиянии Бабеля на современных писателей разных стран.
Я рада, что мемуары А. Н. Пирожковой вышли в США, где Бабеля изучают и на кафедрах сравнительного литературоведения, и в русских департментах, и на отделениях еврейских литератур, и на курсах литературного мастерства и где его любят читатели. А вместе с тем хочется, чтобы воспоминания жены Бабеля увидели свет и в России.
Опубликовано: “Новое Литературное Обозрение” (Россия), № 55, 2002.
«Путем туннеля»: наблюдения над поэтикой Владимира Маканина
Собрание эссе «Путем туннеля» под редакцией Байрона Линдсей и Татьяны Спектор посвящен прозе Владимира Маканина. Сборник, в котором приняли участие одиннадцать исследователей из США, России и Великобритании, а также и сам Маканин, вышел в юбилейный для писателя год. Многие западные исследователи, поместившие статьи в этом сборнике, начинали профессиональную жизнь еще в СССР и Маканина знают по его первым публикациям. Некоторые писали о его творчестве еще в советских журналах; другие, эмигрировав, приложили усилия, чтобы на русистских конференциях в США появилась секция и круглый стол маканиноведов, чтобы его проза вошла в студенческую и аспирантскую аудиторию. Но и «несоветские» тоже не новички в маканиноведении. Например, Байрон Линдсей в 1995–2003 гг. прочитал серию докладов о прозе писателя разных лет на конференциях славистов в Польше, Румынии, США и Финляндии, издал книгу переводов прозы Маканина, опубликовал о нем большую статью в словаре «Русские писатели после 1980 года».
