Чтобы мир знал и помнил - [97]
Другие пожелания скромнее: например, чтобы в разделе «Литературоведческая и вспомогательная литература» были названы статьи и книги о бабочках В. Набокова, осах и пчелах – О. Мандельштама, о мухе-цокотухе – К. Чуковского, о золотом петушке и золотой рыбке – А. Пушкина, о сбежавшем из блистательного цирка в темный лес медведе – Ю. Казакова, равно как и о других тварях русского бестиария, известных филологам и литературоведам. Хотелось бы также, чтобы в секции «Фольклор» составители упомянули работы об анекдотах о животных в русском городском фольклоре, а в секции «Кинофильмы» различили научно-документальные, игровые и мультипликационные фильмы о животных, и чтобы в разделе «Критическая и теоретическая литература на иностранных языках» труды давно «обрусевших» иностранцев (канадца Эрнеста Сетон-Томпсона, немца Альфреда Брема, австрийца Конрада Лоренца) были представлены и в русских переводах.
Сборник «Утопия…» еще находился на Дрогобычском печатном дворе, когда в Лозанне состоялся второй симпозиум по репрезентации животных в русской культуре, о чем в «Новом литературном обозрении» (2007, № 85) рассказал один из его участников. От первого симпозиума, где были только швейцарские хозяева и российские гости, второй отличался большим числом участников из многих европейских стран и большим разнообразием исследовательских интересов. А это лучшее свидетельство популярности и притягательности проекта, начало которого так искусно представили его первые участники и авторы «Трудов Лозанского симпозиума 2005».
Опубликовано: “Новый Журнал”: № 250, 2008.
Русский век: сто лет русской повседневной частной жизни
«Русский век» – учебное пособие, представляющее собой сборник избранных отрывков из рассказов частных людей об укладе повседневной жизни в разные времена XIX–XX столетий. Составители хрестоматии Георгий Пахомов и Николас Лупинин – многоопытные университетские преподаватели, читающие курсы по истории и культуре России. Они хорошо помнят, что в XX веке основной упор делался на изучение «советологии», то есть советской идеологии, проникавшей во все сферы жизни. Но исследование всех этих сфер сводилось к минимуму и ютилось где-то на периферии изучения культурной истории России/СССР. Что же касается сферы быта, «повседневной, частной жизни», ее просто не замечали и обходили молчанием. Исключение делалось только для людей, репрессированных на разных стадиях советского режима. Их судьбы изучали так, что в итоге возник хорошо разработанный раздел исследования советской истории – «жертвология» (неологизм принадлежит составителям хрестоматии. – Ж. Д.).
Георгий Пахомов и Николас Лупинин решили восполнить пробел предыдущих лет. Для тома «Русский век» они отобрали частные письма, дневниковые записи и мемуары людей самого разного экономического, социального и культурного происхождения и положения. Составители стремились представить воспоминания не великих, а «обычных» людей. Осуществить такую задачу непросто уже потому, что публикуют свои воспоминания, как правило, люди известные (писатели, общественные и политические деятели и т. п.). «Обычные» мемуаристы хранят свои рукописные записи в семейных архивах.
В хрестоматии «Русский век», особенно в первых двух разделах, в самом деле преобладают отрывки из воспоминаний людей очень активных, так, например, воспоминания В. М. Чернова, одного из основателей партии эсэров и ее основного идеолога; или О. И. Пантюхова, основателя скаутского движения в России, а позднее и национальной организации русских скаутов в США; а также А. В. Тырковой-Вильямс – журналиста, писателя, члена центрального комитета конституционно-демократической партии в 1906 году и т. п. Но составителям удалось найти письма, дневниковые записи и воспоминания и просто частных людей. Это и солдатские письма 1917 года Николая Филатова, и воспоминания крестьянина-толстовца Василия Янова, и блокадные записи ленинградской учительницы Елены Кочиной, и «Два года в Сибири», описанные студентом-медиком Владимиром Азбелем. Но каким бы мемуаристам ни принадлежали отобранные тексты, объединяет их то, что речь в них всегда идет о времени и о себе.
Зная арифметику, можно было бы, отсчитав сто лет назад, сказать, что началось русское столетие в 1891 году. Но, пролистывая страницы первой части хрестоматии, видишь, что самые ранние воспоминания самого зрелого автора этой части – Софьи Ковалевской – относятся к 1856 году, временам еще крепостного права. Так что «русский век» оказался на тридцать пять лет дольше столетия.
Составители поделили «русский век» на четыре хронологических периода и, соответственно, четыре раздела: первый – Россия до 1914 года, где речь идет о жизни, канувшей в небытие; второй – Россия в 1914–1929 гг., это период нестабильности и дезорганизации в стране; третий – Россия в 1930–1953 гг. – время неколебимого порядка и террора; и, наконец, четвертый – 1954–1991 гг. – когда события века приближаются к кульминации и распаду.
