Чтобы мир знал и помнил - [83]

Книга получилась небольшой, но емкой, с обширной библиографией, в которой многие источники сиюминутно доступны через Интернет, и с классической композицией:

а) вступление, в котором автор говорит о том, как в России менялись представления о национальной идентичности в различные периоды XIX–XX вв.;

б) изложение, где автор рассматривает ряд современных российских теорий национальной идентичности;

в) заключение, в котором автор делится с читателем своими выводами. Автор не касается вопросов российской политики и экономики, он обращается только к интеллектуальной и культурной стороне жизни россиян в новой России.

Один из постулатов книги: современный поиск новой идентичности начался в 1991 году с неожиданно скоропостижной кончины Советского Союза, переименования РСФСР в Российскую Федерацию, в которой русские впервые предстали в большинстве, и возникновения Ближнего зарубежья, в котором оказалось двадцать пять миллионов русских.

Такие перемены заставляли по-новому посмотреть на отечественную историю, политику и экономику и задуматься о своем месте в мире. В России развернулись широкомасштабные дискуссии на тему «кто мы?» (вопрос, как оказалось, для русских такой же гложущий, как «кто виноват?» и «что делать?»). В них принимали участие интеллектуалы разных убеждений и взглядов, они доминировали в прессе, радио, телевидении и Интернете, привлекали широкие круги читателей и слушателей.

Как историк культуры, Джеймс Биллингтон напоминает читателю, что современный поиск своей национальной самобытности возник не на пустом месте. Ему предшествовали по меньшей мере два века не прекращавшейся в этом направлении работы. Начиная с размышлений историков, философов и европейски образованных интеллектуалов 30 – 40-х годов XIX века, «западники» и «славянофилы» по-разному решали вопрос, какой должна стать победившая Наполеона Россия. Первые считали, что России следует идти европейским путем законности, порядка, ответственности и деловитости, тем более что в ее прошлом уже было новгородское вече, всенародно решавшее проблемы. Вторые настаивали на сохранении всего, что создает особую русскую стать – ее общинное начало, соборность, единение с Богом, – и предсказывали России особую мессианскую роль: она еще обогатит своей духовностью буржуазную Европу.

В конце XIX-го и весь XX век с ростом русского национализма в многонациональной и все разраставшейся Российской империи/союзе появились новые идеи национальной идентичности. В последние годы российского самодержавия в обществе превалировала идея культурно-религиозной идентификации (культура начинается с божественного откровения и в ее основе лежит религиозная истина), выдвинутая деятелями искусства и философами серебряного века. С победой большевизма ее вытеснила антирелигиозная идея революционной миссии России, строящей под единовластным управлением коммунистической партии (и вопреки постоянным проискам внешних и внутренних врагов) утопическое государство.

В постсоветской России начали впервые переиздавать, читать и изучать религиозных русских философов начала XX века, эмигрировавших, высланных и уничтоженных советской властью (Н. А. Бердяева, В. Н. Ильина, Л. П. Карсавина, П. А. Флоренского, Г. Г. Шпета и др.), впервые проявился широкий интерес к религиозному творчеству Гоголя, Толстого, Лескова. В России происходило духовное возрождение, и, как казалось многим либеральным российским интеллектуалам, вместе с ним возвращались культурные ценности – традиционная религиозная основа, любовь к родной земле и ее духовным ценностям и вполне приязненное отношение к периодическим заимствованиям хорошего и нового у Запада. Дж. Биллингтон с большим уважением говорит о тех, кто способствовал процессу восстановления сбалансированной (исконное в сочетании с привнесенным) культуры: отце Александре Мене, Вяч. Вс. Иванове, Е. Гениевой, Ю. Н. Афанасьеве и особенно проникновенно – о Д. С. Лихачеве.

В постсоветской России, по наблюдениям автора, поиск национального самосознания идет разными путями, но он рассматривает только два – новый демократический и традиционный авторитарно-националистический. Исходя из географического положения, исторического развития и культурного наследия России, и демократы, и автократы считают, что ей всегда приходится смотреть и на Запад, и на Восток. Но «демократы» убеждены, что, благодаря своей географии, истории и культуре, Россия может, не отрекаясь от своего хорошего, стать только лучше, учась и перенимая у европейского Запада его лучшие достижения. «Автократы» же в свою очередь убеждают соотечественников в том, что географическое положение, историческое прошлое и культурное наследие сделали Россию особой («островной») цивилизацией, которую не нужно и невозможно втиснуть в узкие рамки западной цивилизации, что России лучше разойтись с Западом, который ей не доверяет и ее не уважает, и задружиться с Востоком (предлагаемые оси восточной дружбы варьируются).

Русские националисты обвиняют либеральных демократов в развале империи и русофобстве, в намерении навязать уникальной русской цивилизации западные экономические модели, неизбежно ведущие к социальным катастрофам. Они видят спасение России в возрождении ее былого величия и предлагают для этого разнообразные державно-патриотические проекты. Биллингтон уделяет внимание только одному националистическому направлению – неоевразийству. Новые евразийцы хорошо знакомы с оригинальной евразийской концепцией национальной идентичности. Ее разрабатывали в русской эмиграции в 1920 – 1930-х гг. экономист и географ П. Н. Савицкий, лингвист и этнограф Н. С. Трубецкой, историк Г. В. Вернадский и популяризировали многие другие. Во всем противопоставляя исторические судьбы, задачи и интересы России и Запада, евразийцы трактовали Россию как особый срединный материк между Европой и Азией с особым типом культуры – «Евразию». Неоевразийцы усвоили евразийское мировоззрение, но пошли дальше, превратив его из философской идеи в инструмент стратегического планирования, упирая на то, что во имя сохранения своей самобытности России необходимо изолировать себя от Запада, создать новую евразийскую элиту в противовес либералам Москвы и Питера, заняться развитием экономики Сибири и Дальнего Востока и войти в прочный экономический и культурный союз с Азией (Китаем, Ираном, Индией и т. п.).